Культурология. Дайджест №1 / 2016 - страница 18

. Утрата любимого человека есть глубочайшее и напряженнейшее страдание, непреодолимой властью выхватывающее нас из опутавшей нас частой сети конкретности; и нередко только такая утрата делает человека тем, что он есть, внезапно выявляя его истинное, метафизическое существо. «Не гроб берет наше милое – нет, он берет только то, что видели наши глаза; но то, что любила душа, то в ней и хороним мы навсегда не мертвым тлением, но вечно живым воспоминанием; и это воспоминание не есть тоска о том, чего уже нет и никогда не будет, а отрадная мысль о том, что живо и уже не подвержено никакой превратности, что более наше, хотя мы его не видим и не слышим… А все духовное свободно – они к нам ближе, нежели когда-нибудь; для них нет ни расстояния, ни времени; они в непосредственном союзе с нами и видят нашу душу, хотя для нашей и невидимы. Это верно не потому только, что мы этому верим, но и потому, что это составляет сущность души, от всего здешнего освобожденной. В чистой душе не изглаживается любовь земная, но от этой любви сохраняется только то, что в ней было свято; все своекорыстное от нее отпадает и ничто не нарушает ее светлой тишины… Как сказать: ее не стало? Глаза не видят, ухо не слышит, но душа к душе ближе. Пусть глаза плачут и слух жаждет милого голоса, и руки ищут милой руки, и сердце, бедное, слабое сердце обо всем этом тоскует… печаль обратится в радость… она есть любовь, а любовь – сильнее смерти»106. В этом удивительном отрывке смысл заканчивающего его изречения понят Жуковским, быть может, глубже, чем кем бы то ни было; вообще же для Жуковского характерно сплетение метафизических созерцаний с религиозными: метафизики сновидения и религиозной веры в бессмертие.

Состояниями, предрасполагающими к творчеству, должны оказаться (о чем уже отчасти упоминалось раньше) те, в которых участие души в конкретных связях мира сводится к возможному мнимому – наподобие того, как в состоянии естественного сна. Таковыми будут, например, молчание, тишина, одиночество107. «Быть с собою, значит давать бытию своему полноту и твердость… отделяться от внешнего, чтобы знакомиться с внутренним. Но быть с собою можно только в уединении, в котором, можно сказать, настоящая жизнь наша». «Все необъятное в единый вздох теснится, и лишь молчание понятно говорит»108. «Полное, таинственное чувство тишины, которое в то же время есть и глубокое чувство жизни»109. В этом же смысле Жуковский говорит и о состоянии болезни (где и страдание, и одиночество): «Я болен. В промежутках более высоких мыслей, нежели когда-нибудь. Более воспоминаний и трогательных. Какое-то общее неясное воспоминание, без вида и голоса, как будто воздух прежнего времени… – болезнь есть состояние поучительное, сначала affaiblissement110, – упадок, потом усилие, потом непременно дойдешь к чему-нибудь высокому. Болезнь знакомит с религией не страхом смерти, но величием жизни; страдание составляет настоящее величие жизни. Это – лестница. Наше дело взойти; что испытание, то ступень вверх. Радости можно назвать этими площадками, которые отделяют ряд ступенек от другого – они служат только отдохновением и переходом для новых усилий, для новых возвышений. Звезды. Тени. etc»111. Этот «воздух прежнего времени», это «неясное воспоминание без вида и голоса» есть не что иное, как первый просвет в метафизическое души, которое проглядывает из обступающих его тяжелых туч эмпирического, пока не засияет небесным светом восторжествовавшая лазурь сновидения; это – момент засыпания души для мира и загорающейся в ней жизни для творчества. И как прелестны эти странные, ничем как будто не связанные, простые упоминания: «Звезды. Тени». Здесь уже – сновидение, готовое заиграть перед душою всей красотой своих образов. Воспоминание пронизывает и самые образы художественных сновидений Жуковского. Общими всем поэтам, естественно, будут образы близкие к тем, из которых состоит жизнь сновидения. Поэтому образ легких и бесплотных теней принадлежит к древнейшим и постояннейшим у поэтов. Жуковский любовно отмечает каждое присутствие тени притом, что описывает? (Движущиеся тени облаков, «и ветер флагом шевелит, и рядом тень его бежит» и др.) Образы сновидений – те же тени, и наоборот, сами тени могут быть созерцаемы нами, как призрачные образы нереальных существ.