Лабиринты духа - страница 16

– Ты пьёшь свет, который сам создаёшь, – ответил духовник.

Он сел у корней, позволив Елисею ронять на него искры.

Покидая сад, духовник унёс в кармане:

– Жёлудь Марка, пахнущий дождём.

– Спору Анны, мерцающую как чернила.

– Колокольчик Елисея, звенящий в такт шагам.

На прощанье Создатель подул на его плащ. Тот покрылся вышивкой из растений, где даже сорняк Тёмного Проводника стал узором, а не пятном.

– Садовник не меняет природу, – сказал голос из кроны. – Он верит, что каждый корень знает путь.

Духовник вышел в мир. За спиной сад замер, готовый к новым бурям, засухам и рассветам.

Зеркало висело в заброшенной часовне, куда ветер заносил только опавшие листья да обрывки чужих молитв. Его рама, изъеденная временем, напоминала спираль – бесконечную петлю, затягивающую взгляд внутрь. Духовник подошёл ближе, но вместо своего отражения увидел юношу в простой рубахе, с руками, испачканными глиной. Тот лепил горшок, который раз за разом рассыпался, едва касаясь круга.

– Не получается… – пробормотал юноша, и духовник узнал собственный голос. Из прошлого, которого не помнил.

– —

Первый осколок.

Он протянул руку, и зеркало стало водой. Всплыли образы:

…Юноша бежит по полю, спотыкаясь о корни. За ним гонится тень с крыльями из дыма.

…Старик у ручья кладёт ему на ладонь камень: «Выбери – кинуть или построить».

…Девушка с глазами как ночь целует его, оставляя на губах вкус пепла.

– Это я? – спросил духовник, но юноша в зеркале поднял голову, будто услышал.

– Это мы, – ответил он, и глина в его руках наконец застыла, приняв форму чаши.

– —

Диалог во времени.

Часовня исчезла. Они стояли в мастерской, где воздух был густ от запаха обожжённой глины и несбывшихся надежд.

– Ты всё ещё боишься, – сказал юноша, проводя пальцем по трещине в чаше. – Что не сможешь их уберечь.

– А ты? – духовник коснулся стола, оставив следы, которых не было.

– Я боюсь, что не научусь «отпускать».

На полку упал горшок, разбившись вдребезги. Но вместо черепков на полу зацвели маки.

– —

Прорыв.

Духовник взял осколок. В нём отразилась Лиза, разбивающая ракушку. Александр, рвущий холст. Марк, бросающий чек в огонь.

– Ты хотел стать совершенным сосудом, – сказал юноша. – Но мы – глина. Наша сила в трещинах.

Он подул на осколок. Тот взлетел, превратившись в птицу, и выпорхнул в окно. Сквозь стёкла хлынул дождь, смывая с духовника слои света, пока не осталась простая человеческая тень.

– —

Круг.

Часовня вернулась. В зеркале теперь был он сам – но не проводник, а мальчик, сидящий у ног Наставника.

– Почему ты не сказал, что это я? – спросил духовник.

– Ты не спросил, – ответило эхо.

Он повернулся, чтобы уйти, но на пороге лежал тот самый горшок из прошлого. Внутри – горсть земли из Сада Душ.

Духовник вернулся к Елисею. Мальчик строил замок из песка, который размывало волнами.

– Опять не получается! – засмеялся он, не злясь.

– Давай вместе, – духовник подхватил горсть песка. Их руки, соприкоснувшись, оставили на замке трещину в форме спирали.

Вода унесла постройку, но Елисей подобрал ракушку, застрявшую в песке. Внутри что-то звенело, как осколок зеркала.

Он стоял на мосту меж мирами. Под ногами – бездна, где звёзды рождались из пепла угасших солнц. Создатель ждал его не в облике, а в «ощущении»: как запах дождя перед грозой, как дрожь земли перед извержением.

– Ты заслужил тело, – прозвучало в каждом атоме пространства. – Плоть. Сердцебиение. Даже смерть.