– Вот же, черт. Кондрашку словишь запросто.
Арка появилась внезапно. Колонны, уходящие высоко в небо, и выгнутая перемычка над ними. Арка словно парила в воздухе, основания колонн земли не касались, и была совершенно лишней среди зелени, инородным явлением. Лихой подошел к арке, заглянул. Пространство под аркой зарябило и он вдруг разглядел слабо освещенное помещение и двух парней. Парни ругались, пришлось шагнуть под арку, чтобы услышать. Речь велась о боях и участии Лихого в них. А один из парней оказался тем самым дружком, которого как будто бы схватили и которого Лихой собирался выручать.
– И где он? Твой лихой боец? Положил на тебя. Не кинулся на помощь, – язвил незнакомый громила. – За базар ответишь. Я на бабки попал из-за тебя. Возместишь.
– Придет, – уверял дружок. – Я сам видел, как он через забор перелезал. Здесь он где-то.
– Видел, значит, – рассвирепел Лихой, влетая в комнату. – Много тебе заплатили, червяк, чтобы разыграл меня на жалость? Дружбу нашу предал.
– Ты чего, брат, – дружок попятился. Лихой шагнул за ним, поднимая кулак. Права Мышка, гнилой расклад. Никого защищать и не требовалось. – Ты откуда взялся-то?
– От верблюда, – рявкнул Лихой и обернулся. Глухая стена за спиной. Ни арки, ни кустов.
Что он натворил? Предположить не мог, что арка в один конец работает. Лихой толкнул стену обеими руками, забыв про дружка. Выскочил из комнаты, помчался на улицу, чтобы проверить наружную стену. Проход исчез. Словно Лихому все привиделось. Другой мир, усадьба и арка. Но нет. Не привиделось. Мышкины глаза, смотрящие с робкой надеждой, и вся она, такая уютная и домашняя, как специально для Лихого рожденная. Как она теперь одна? Разве справится с усадьбой? А если решит, что Лихой сбежал, предал ее, испугался трудностей. По сердцу как ржавой пилой прошлись, на душе потемнело.
– Ты, слышь, брат, – дружок притащился следом, стоял рядом и канючил. – Я ж ничего такого. Тебе же деньги нужны. На мастерскую. И ремонт в квартире. Нужны ведь. Я помочь хотел.
– Спасибо, позаботился. Теперь сгинь.
– Лихой, ну прости. Чего завелся? Вместе ведь засохшие сухари жрали в детдоме, друг за дружку стояли. А ты в отказ.
– Детдом вспомнил, ага. Кто в отказ еще надо посмотреть.
– Лихой!
– Сгинь, сказал. Не о чем нам говорить.
Лихой побрел с киностудии, ворочая в голове слова про сухари. Что Мышка будет есть? Еды осталось всего ничего. А звери? Коня он к дереву привязал. Весь день на солнце. Сомлеет. Белобрюх догадается домой убежать или будет возле кустов крутиться? Маленький еще, помнит ли, где дом. Ноги принесли в мастерскую. Всего несколько дней назад Лихой гордился своим делом, гонял мастеров на малейший беспорядок, а сейчас никакой радости не ощутил. Железки, чего о них беспокоиться. Он дурак, что воевал с конкурентами за каждый заказ, бился за место под солнцем.
– Заболел, друг? – приятель из администрации заехал забрать отремонтированную машину, подошел поздороваться. – Вид у тебя не очень.
– У тебя тоже не очень, – ответил Лихой, лишь бы отвязаться. Если на душе полный сумрак, то откуда здоровому виду взяться.
– Я из администрации ухожу, – разоткровенничался неожиданно приятель.
– Что так? Плохо кормят?
– Спина гнуться перестала. А гордыня осталась. Искать работу в лом. Как подумаю, что будут шептаться за спиной, так муторно.
– Дело свое заведи. Сразу начальник.
– Не умею я заводить, терпения не хватит. Готовое бы что.
