– Это платье самой миссис Дерби, – ответила за Гортензию Амелия Холланд, которая и помогала новоиспеченной подруге его надевать. – Граф одолжил его ей, пока гардероб Гортензии все еще в Килехе, по другую сторону пролива.
Едва услышав такое, Эмма спала с лица: и она еще радовалась тому, что ее чемодан оказался при ней, вот дуреха. Этой дылдообразной Гортензии граф одолжил платье жены! Подумать только. Она посчитала это свидетельством его явного расположения к названной мисс, то есть плюс один в ее пользу...
– Он поступил весьма благородно, – с трудом выдавила она. – Должно быть, не знал, что делать с этим тряпьем после смерти жены, – все-таки не сдержалась она.
– Это «тряпье», как ты изволила выражаться, – не осталась в долгу Гортензия Хортон, – для графа дороже всего состояния. По слухам, он до сих пор хранит вещи жены и не выбросил ничего из когда-то принадлежавшего ей.
С такими словами она разгладила пышную юбку так нежно и аккуратно, как будто ласкала ладонь самого графа Дерби. Мисс Джонстон до страстного захотелось пролить на светло-сиреневый шелк немного ратафии из графина на столике у камина... Такое пятно вывести было бы сложно – пусть тогда попробует покичиться, обманщица этакая. Говорила ведь, что и не думает бороться за графа, а сама, стоило облачиться в платье его первой жены, пыжится как индюк.
Конец перепалке положили шаги, замершие за дверью, и Бартон, распахнувший дубовую дверь, впустил в комнату графа. На том нынче был идеально пошитый костюм цвета темного шоколада и шелковый галстук карамельного оттенка с поблескивающим в его складках ослепительно ярким брильянтом. Глаза того же оттенка, что и костюм – шоколада с капелькой бренди – окинули дам быстрым взглядом, и коленки мисс Джонстон неожиданно ослабели. По крайне мере, только она после в этом призналась, да еще в самых цветастых, вычурных выражениях... Де, один только взгляд графских глаз делает ее чуточку пьяной. Виной всему, как она полагала, именно «капелька бренди», утонувшая в его радужке из шоколада: чем дольше глядишься в нее, тем хмельнее становишься.
– Граф, позвольте представить вам наших гостий. – Даррен Спенсер поднялся при его появлении и подвел к графу первую девушку: мисс Амелию. Та смущенно глядела на пуговицы его сюртука, когда их представляли, и зарделась, когда губы графа коснулись ее подрагивающей руки. Даже через перчатку поцелуй ощущался ожогом, от которого делалось жарко...
– Мисс Эмма Джонстон, сэр. Мисс Джонстон, граф Дерби, виконт Уорринг.
– Приятно познакомиться, мисс Эмма Джонстон, – произнесли губы хозяина дома, но как-то без особого пиетета. Как будто ее кукольное лицо не задело в нем ни единой струны... Мисс Джонстон нахмурилась, все-таки улыбаясь (талант, которым она владела прекрасно).
– И, наконец, мисс Хортон, сэр, Гортензия Хортон, – представил последнюю девушку секретарь, и граф, скользнув по ее платью взглядом, вгляделся в лицо. Что он хотел в нем увидеть? Явно не чуть крупноватый нос и резко очерченные скулы самой мисс Гортензии.
– Приятно познакомиться, мисс Хортон. Хорошо выглядите! – одарил он ее комплиментом, и та расцвела майской розой.
Но Даррену показалось, что комплимент относился скорее к наряду, нежели к девушке. Впрочем, кто он такой, чтобы вникать в побуждения человеческих душ...
– Ужин подан, сэр, – как раз в этот момент провозгласил Бартон.
