– Отчего же не пытался? Пытались! – Шрам наморщил лоб, припоминая. – Я пожил немало и всякое повидал. Помнится, был у нас вампир, из работяг, который говорил примерно то же: про социальную справедливость, равномерное распределение крови, о праве каждого на место в темноте – каждому по потребностям и все такое. Причем складно так говорил. Призывал пойти на штурм Темного города и отобрать то, что принадлежит нам по праву. Многие рискнули пойти за ним. Даже я.
– И что же, у него не вышло? – спросила Ева.
– Отчего же, дочка, еще как вышло! Помню, как мы ворвались под его предводительством в Темный город, как помогли ему скрутить богачей и их верзил, опустошили негодяев до капли и вышвырнули вон – на свет, в Яму пепла. Да уж, веселенькие были времена…
На лице Шрама появилось сладостное выражение от приятных воспоминаний.
– И где же теперь этот предводитель? – нетерпеливо спросил Мун.
– Где-где? – усмехнулся Шрам. – На темном дне, где же еще! Теперь он правитель города и один из самых толстых вампиров на Луне!..
День не шел, а тянулся. Более-менее нормально выспаться в приюте для бездомных удалось лишь Еве. Шраму же с Муном приходилось постоянно дежурить и спать по очереди, ведь голодные нищие так и норовили подкрасться и присосаться. Мун даже вынужден был хорошенечко накостылять особенно наглым кровососом, на которых не действовали угрозы. В бессонные часы, глядя на стонущих, едва шевелящихся доходяг – кожа да кости, обескровленных настолько, что многих из них уже следующей ночью ждало изгнание и смерть, – Мун думал об устройстве лунного общества: сладостное для одних, жестокое и беспощадное для других. Впрочем, так уж ли сильно оно отличается от земного?..
«Земля… – Он с грустью смотрел на видневшийся между скал расщелины огромный голубой серп, висящий в черной вышине. На темной стороне планеты сияли скопления огней – города. – Неужели я никогда больше не увижу твои зеленые просторы, моря и реки, леса и поля, города и деревни?..» Но больше всего Муна терзали воспоминания о близких, от которых его теперь отделяли сотни тысяч километров холодной пустоты. И им овладела такая тоска, что он когтем сделал у себя на руке небольшой надрез и, обмакивая в кровь палец, принялся рисовать этой импровизированной краской. Выбрав более-менее ровную поверхность скалы, он схематически изобразил несколько деревенских домиков, дорогу с фонарными столбами, едущий по ней автомобиль, человека в шляпе и плаще, облака и солнце…
– Что это? – услышал Мун пораженный возглас позади.
Оглянувшись, он увидел проснувшегося Шрама, которому как раз подошла очередь дежурить.
– Это деревня, – ответил Мун.
– Что еще за «деревня»?
– Такое место на Земле, где живут люди.
Шрам какое-то время рассматривал картину восторженными глазами, а потом вымолвил:
– Нет, Землятик, это – будущее! Наше счастливое будущее!
Шрам оказался прав, опытным взглядом мгновенно оценив коммерческие перспективы увиденного. Картина Муна произвела в городе настоящий фурор. Весть о ней распространилась так быстро, что, едва с небес исчезло Солнце, приют для бездомных наполнился толстяками, пришедшими поглазеть на сотворенное Муном чудо. Они толкались своими огромными телами, протискиваясь к шедевру, который сам Мун при своих довольно жалких способностях к рисованию оценивал как каракули. Конечно, жителям лунного города было известно изобразительное искусство; правда, они не рисовали кровью, а выцарапывали рисунки при помощи острых когтей. Многие стены, колонны, фасады домов в Темном городе покрывали причудливые орнаменты, большей частью походившие на наскальную живопись древних пещерных людей. Хотя встречались на Луне и весьма талантливые живописцы – кое-где можно было увидеть неплохо высеченные пейзажи. Да только это были лунные пейзажи! Главная ценность картины Муна оказалась даже не в том, как именно она была создана, а в том, что изображала. Мун нарисовал то, что никогда в жизни не видел ни один лунатик.
