– А косу мою у вашего сына ищите! Это он постарался. Надеялся, что только таким образом меня подле себя удержит. Ненавижу его!
– Что? Что? – Молчавшая до этого времени Ирина, соскочила со скамьи и подбежала к матери, помогая ей присесть.– Да как ты смеешь так разговаривать? Где уважение?
– Уважение? – Пылая огнём негодования, не умолкала Ксения.– К кому, к вам? Нет у меня к вам никакого уважения. И знайте, ваш сын хладнокровный убийца. Трус и убийца! Он своему другу в спину кинжал воткнул. Разве так поступают смелые?
– Уйди, зараза, – откинувшись на стуле, – заорала Матрёна Ивановна. – Сгною! Света белого не возлюбишь!
– Я уйду, – уже возле дверей молвила Ксения, – но мои слова останутся, и будут преследовать вас. Ваш разлюбезный сын трус и убийца!
Начало лета.
Рассвет прокрался в девичью горницу сквозь щели в потемневших от времени досках потолка. Лушка, веснушчатая дворовая холопка, едва приоткрыв скрипучую дверь, просунула в комнату своё лицо, озаренное утренним солнцем.
– Боярыня, Ксения Захаровна, – прошептала она, – просыпайтесь, хозяйка вас кличет.
Ксения, проснувшись, ещё некоторое время лежала, глядя на яркое пятнышко лица Лушки, резко контрастирующее с темным деревом потолка.
Уже целых полгода Ксения была в услужении у матери Андрея. Каждый день, борясь с тоской и отчаянием, Ксения тайком выбегала на дорогу, ведущую к Новгороду, и всматривалась вдаль, надеясь увидеть отца. В её памяти всё еще живы были тёплые воспоминания о счастливом детстве, проведённом в любви и ласке, о доме, где никогда не звучали бранные слова, где не существовало тяжкого труда. Сейчас же её жизнь – череда бесконечных хлопот, унижений и постоянного страха. Мир, в котором она оказалась, был суров и жесток, разительно отличаясь от того, что она знала раньше. Отсутствие вестей от отца все сильнее и сильнее толкали ее мысли в сторону тревоги. В глубине души Ксения понимала, что что-то ужасное произошло, но отгоняла эти мысли, не желая признавать страшную истину. Она пыталась приспособиться к новой жизни, и даже находила в работе некоторое утешение. В эти моменты, погруженная в свои дела, она отвлекалась от мучительных воспоминаний об отце. и избегала грозных взглядов Матрены Ивановны и Ирины Савельевны – двух сварливых и властных женщин, которые управляли всем домом.
Работа, хоть и тяжелая, позволяла ей на время забыться, найти относительное спокойствие в круговороте повседневных обязанностей. Но смириться с этим положением дел, гордая и волевая девушка, не могла. В её уме созревал план побега, и она терпеливо ждала подходящего момента для его осуществления.
– С утра злая ходит, – уже переступив порог девичьей горницы, сетовала Лушка, – на Марфу накричала. За что? Кто ее разберёт.
Ксения подошла к маленькому столику, заставленному необходимыми принадлежностями. Лушка, взяв кувшин с водой, заботливо начала поливать руки боярыни.
– Ксения Захаровна, – не умолкала молоденькая холопка, – слышите, как воробьи чирикают. Я сегодня собираюсь в лесок сбегать, пролесок нарвать, да глянуть, не созрела ли земляника. Вишь как солнце парит, наверняка налилась краснотой ягода.
– Да, – грустно улыбаясь, ответила молодая боярыня. Она помнила, как раньше, в своём родном доме, собирала землянику с отцом, как он рассказывал ей сказки, сидя под тенью старой липы. – Лето на дворе. Возьми меня с собой. Хоть чуть- чуть свободной себя почувствую.
