Женщина, уложив спящего ребёнка в телеге между мешков, подошла к костру. Взяв деревянную ложку и почерпнув из котелка, что висел над костром, махнула рукой и, подняв подол платья, ухватилась им за ручку котелка. Сняв приготовленную еду, женщина поставила котелок на землю и подала ложку деду.
Самый старший, а это был дед, почерпнул из котелка и поднёс ко рту ложку. После старик передал ложку сыну, ну, а тот в свою очередь жене. Женщина, отпив, подала единственную ложку Ксении. Девушка взяла её и тоже почерпнула содержимое котелка. Но лишь отпив глоток, Ксения выплюнула все, что взяла в рот.
– Это ужасно. Как вы это едите?
– Это тюря, – баба удивленно посмотрела на Ксению, – али ты тюрю никогда не ел?
Боясь выдать себя, Ксения сразу ответила, что пришло в голову.
– Я из дворовой челяди. Нам кашу, да репу давали.
– Наверное, не на дворе, а в доме служил? – Продолжала говорить женщина. – То – то я смотрю, что руки у тебя беленькие, словно работы никогда не видывали. Если б не короткие волосы, да мужская одежда, то решила, что девка сидит пред мной.
– Уймись, Стешка. Прикусывай иногда язык, перед тем как глупость молоть, – осадил дед невестку.
Ксения, сконфужено натянула на кисти рук рукава и потупила взгляд.
– Ешь, – скомандовал дед Никодим, – тюря хоть и простая еда, но полезная. Да и нет больше ничего.
– Вот, – вспомнив о хлебе, развязывая и доставая из узелка, говорила Ксения, – хлеб у меня есть. Угощайтесь.
Глаза женщины, увидев драгоценную краюху, засверкали недобрым светом.
– Откуда у тебя целая краюха, – не сводя с хлеба взгляд, поинтересовалась Степанида.
– На боярской кухне, перед уходом взяла, – ответила Ксения и протянула хлеб Стеше.
Женщина хотела взять хлеб, но стариком всей силой ударил по руке свою невестку.
– Не лезь вперёд. Знай своё место. —Вместо отца грозно ответил муж Степаниды.
Стешка с разочарованием отвернула взгляд.
– Дай сюда, хлопчик, – дед взял из Ксениных рук хлеб и разломил на две части. – Это забери, – протягивая полкраюшки Ксении, велел дед, – ну, а за это благодарствуем.
Дед честно поделил хлеб и раздал всем, сидящим.
– Отпотчевали того, что Бог послал, – сказал дед Никодим, вытирая рукавом губы, и обратился к Ксении. – От кого бежишь, хлопец?
– От несправедливости, дедушка, – ответила Ксеня. – Хочу лучшую долю для себя найти.
– Да…, – протяжно молвил мужик, – все мы её ищем. Только есть ли она? – Помолчав, добавил, – трогаться пора.
Потушив костёр, обоз вместе с Ксенией поехал по лесной тропе, уходя все глубже в лес. Вечером, как только стемнело, немного свернув в чащу, путники остановились на ночлег. Мужики разложили шкуры у костра, женщина убаюкивала ребенка, а старик, присев на телегу, достал из мешка деревянную дудочку. Полились тихие, грустные мелодии, словно рассказывающие о нелегкой судьбе простого люда. Ксения завороженно слушала, забыв о своих страхах и тревогах. В этот момент она почувствовала себя частью этой семьи, частью этой общей беды и надежды на лучшее будущее. Ну, а как только рассвело, они вновь, отправились в путь.
Проехав версты четыре, к ним навстречу на вороном коне подъехал всадник.
Низко наклонив голову и сняв шапки в знак почтения, путники стояли как вкопанные.
– Куда путь держите, добрые люди? – Остановившись, поинтересовался всадник.
– На Белоозеро идём, – за всех ответил дед.
– Что есть ценное?
– Ничего нет, мил человек. Сам видишь, нищие мы, – отвечал дед Никодим.
