“Если не примут, можно больше не дергаться,– решил он.– Лучше тогда тихонько… под забором…”
Тяжело дыша, он бессильно прислонился к столбу. Ноги не держали, и он обхватил столб руками, чтобы не упасть. Смотрел, не отрываясь, на окна больницы:
“Вот и все. Я свое сделал – дошел. Теперь надо, чтобы там оказались хорошие люди”.
Вдруг сзади послышались звонкие на морозном снегу, решительные шаги. Иван вздрогнул, обернулся и обомлел: из темноты проулка вывернула широкоплечая, коренастая фигура участкового в черном полушубке. Вот с ним-то Иван всегда старался избегать встреч, как и положено изгою общества. Потому что не бывает изгою так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.
Тоска сдавила Иваново сердце: до дверей спасительной больницы оставалось совсем немного… Он попятился, затравленно озираясь по сторонам – куда бы спрятаться. Но впереди лишь бесконечные заборы, незнакомые дома. Не долго думая, он юркнул в первую попавшуюся калитку, рассчитывая затаиться на темном крыльце дома. Но строгий голос, подобно грому среди ясного неба, заставил его замереть на месте:
– Эй, вы! Вам, вам говорю! Вы кого ищите?
Пришлось Ивану вернуться, проклиная себя за передышку у столба.
– Больницу ищу,– растерянно пролепетал он.– Болею я.
– Вот так встреча!– удивленно воскликнул участковый, оглядывая его с головы до ног.– Кто к нам пожаловал из лесных дебрей! Знаю, знаю твою болезнь, сочувствую. Больница там,– показал он рукой,– ты это прекрасно знаешь, а ищешь ее в чужом дворе. Интересно, интересно.
Холодные, принципиальные глаза участкового светились торжеством правопорядка на вверенной ему территории.
– Андрей, отпусти, как человека прошу,– без особой надежды пробормотал Иван.– Я ведь на самом деле серьезно болею.
– Ну, для начала не Андрей, а Андрей Николаевич, сообразил?– надменно сказал участковый.– А судя по тому, как ты столб подпираешь, я знаю, в какую тебе больницу надо. Но вот беда: не построили в нашем поселке это заведение. А потому пойдем-ка со мной, золотой, разберемся в этом самом… в диагнозе твоем.
– Я прошу тебя, отпусти,– умолял Иван.
Участкового раздражали всякие просьбы и мольбы. Он поморщился и твердо сказал:
– Не положено! А ну, пошли!– подтолкнул он его в сторону участка.– Меня и так в райотделе задолбали: какого ты там, в лесу, бича держишь? Показатели мне портишь!
– Если бы шахту не закрыли, больно бы мне нужно в лесу сидеть.
– Все виноваты, кроме тебя самого. Людей ненавидишь, потому и живешь в берлоге.
– Это ты людей ненавидишь!– не сдержался Иван.– Для тебя мы не люди – показатели!
– Чего-о? Ах ты, бичужник вонючий!– Схватив одной рукой Ивана за грудки, участковый толкнул его к забору, а другой принялся обыскивать карманы, ощупывать одежду.– Где нож? Нож где, спрашиваю?
– С ножами не хожу,– презрительно ухмыльнулся Иван.
– Молчать! Ружье где спрятал? Говори, а то загремишь в Воркуту баланду жрать!
– Я не против. Можешь прямо здесь, под забором пристрелить!– горячо прошептал Иван, понимая всю безысходность своего положения.
– Ты, гнида, понимаешь, что наносишь оскорбление представителю власти при исполнении? А? Молчишь? Вот-вот, помолчи лучше. Давай, вперед! Ишь, пристрелить! Нашел фашиста!
“Да тебя и искать не надо”,– подумал Иван.
Волна слабости вдруг прокатилась по телу. Ноги подкашивались. Он схватился руками за штакетник, чтобы не упасть.
– Стоять!– строго прикрикнул участковый.
