Маня и Волк - страница 18

Позвонила маме и осчастливила ее, нашелся ведь…

— Я его не подниму.

— Пусть в машине спит. Проспится и утром сам поднимется.

— Каким еще утром? Мне домой надо!

— Домой?! А кто тебя дома ждет?! У тебя, там семья, что ли? — завелась мама по новой. — Купила где-то конуру и прячешься теперь в ней.

— Это не твое дело!

— А чье ж еще?! Кому ты, кроме меня, еще нужна?!

— Моё!

— Маша, я не буду спорить с тобой, — мама решила перейти в режим величественного благоразумия, как бы подчеркивая, кто тут умный человек. — Закрывай машину и иди домой, он проспится и придет.

— А если он мне машину заблюет? Он в стельку!

— Ничего страшного, помоешь.

Столько в этой интонации было нарочитого равнодушия. Будто мои трудности — не стоящие внимания мелочи. Хотелось ударить по рулю и заорать, но тогда бы я почувствовала себя не только ничтожеством, но и психопаткой, поэтому, сбросив вызов, я выпрыгнула из машины, обежала ее вокруг и открыла задние двери, где на встроенной самодельной кровати спал любимый папочка.

— Пап, вставай!

Равномерный храп был мне ответом, но я не намерена была сдаваться, потому что оставаться с мамой в одной квартире было смерти подобно, но… он был таким тяжелым, наверное только слепая ярость и отчаяние помогли мне выволочь его из машины и, забросив его руку себе на плечо, как-то доползти до подъезда, а там не иначе как чудом миновать парадную и добраться до лифта, игнорируя вибрирующий звонками телефон. Там уже, выбившись из сил, я его просто уронила и сама сползла по стене на пол, совершенно не представляя, где брать силы, чтобы выволочь его из лифта.

Лифт приехал слишком быстро, я не успела собраться с силами. Хотелось плакать, что-то тонкое и хрупкое внутри дрожало, но, стиснув челюсти, я поднялась на ноги и, вцепившись в папину куртку, попыталась его поднять, но ничего не вышло. Он словно стал тяжелее в десять раз. Ногти болели, запястья ныли, но поднять его не удавалось.

— Вставай, черт тебя раздери! — Чувство собственной слабости мутировало в ненависть к самой себе, в бессильную ярость, побежавшую по щекам идиотскими, бесполезными слезами.

Двери лифта закрылись, и он поехал вниз. К ярости добавился стыд. Кто-то вызвал лифт, и этот кто-то сейчас увидит меня всю красную и развалившегося на полу папу. Еще и забивающий рецепторы запах стоял на весь лифт. Попытка нажать отмену провалилась, двери лифта открылись, и не решившись войти, у самого порога замерла женщина, с недоумением и брезгливостью оглядевшая кабину.

Лакированные сапожки, блестящие и аккуратные, застыли, не решившись зайти в лифт. Бордовое пальто, хорошо облегающее стройную фигуру, и собранные в высокий хвост волосы. Сумочка, прическа, макияж, у кого-то сегодня, наверное, свидание. Девочка с картинки и я.

— Извините… — пробормотала я, желая провалиться в шахту лифта. Я представляла, что она сейчас видит. Рыжая растрепа в обтертых о грязные перила джинсах, толстовке и расстегнутой настежь разноцветной куртке, с копной медных торчащих во все стороны волос, красное лицо и мокрые щеки с разводами подтекшей туши, а еще мужика, больше напоминающего черную горку. Его грязную одежду и запах. — Я его сейчас довезу до восьмого этажа и отправлю лифт вам.

— Да не надо… по лестнице пробегусь.

Девушка ушла, а я, нажав нужный этаж, подхватила папу под руки и какими-то просто неимоверными усилиями выволокла его из лифта, он как раз начал к этому времени просыпаться и даже предпринял попытку подняться. Створки лифта разок прижали ему ноги и отпустили, но у двери квартиры он уже умудрился подняться на четвереньки, а потом и встать, правда равновесие удержать не удалось, и он повалился на меня, а я на стену коридора, где стоял велосипед соседей. Стесав руку об звездочку, я наконец более-менее достигла устойчивого положения, остановив падение, и в этот момент мама открыла дверь.