На ярком полуденном, пусть и осеннем, солнце я простояла уже больше часа, но никто из моих будущих хозяев так меня и не забрал. Рослых, коренастых и загорелых женщин и подростков уводили сразу, а меня недоверчиво разглядывали, качали головой и проходили мимо. Да и на что смотреть? На узкие плечи и худые руки? Да, такими много ведер не потаскаешь и гектары полей не вспашешь, но убеждать, что я все это не только умею, но и делала каждый день, я была просто не в состоянии. Мне было все равно: заставят ли меня работать или расстреляют.
По другой стороне улицы, вдоль редеющей колонны пленных славян шел невысокий коренастый мужчина с темными волосами и удивительно чуткими глазами, так констатировавшими с пустыми и нагловатыми взглядами фашистов. На мгновение мне показалось, будто он не хотел участвовать в этом позорном рабовладельческом балагане, а на площадь зашел просто по пути. Окинув взглядом стоящих людей, его сосредоточенный и чуткий взор остановился почему-то на мне: мужчина резко повернулся в нашу сторону и направился к колонне.
– Я заберу эту девушку, – недовольно проговорил он стоявшему рядом со мной вооруженному солдату. Темноволосый мужчина хотел жестом показать мне, что пора идти, но я уже прижала свой узелок посильнее к груди и вышла вперед. Он удивленно приподнял брови.
– Пойдем, – обратился он ко мне, указывая рукой направление. Я отправилась следом.
Мы шли около получаса: построенные почти стена к стене небольшие провинциальные серые и светло-бежевые домики с коричневыми полосками стали редеть, и моему взгляду открылись распростертые вокруг города, освещенные ярким солнцем поля и фермерские угодья. Мы подходили к довольно большому серому дому с маленькими аккуратными окнами, очень похожему на те, что я видела в центре города. Темноволосый мужчина открыл двери и жестом пригласил меня войти. Навстречу ему, вытирая руки о фартук, вышла невысокая рыжая женщина с маленькими глазами на как будто вырубленном топором лице – внешний признак, как я уже успела заметить, свойственный большинству скуластых немцев. Наверное, это была хозяйка дома, а, значит, и моя новая хозяйка.
Женщина растерялась, увидев незнакомку, и с беспокойством спросила:
– Вольфганг, кто это?
Я оказалась права. Брать рабов эта семья не собиралась.
– Эту девушку я увидел на площади в толпе русских пленных. Просто не смог пройти мимо, – будто оправдываясь, сказал он. – Пусть поживет у нас, да и лишние руки в хозяйстве не помешают.
– Господи, – всплеснула руками женщина, – она совсем истощена и измотана.
Жестом хозяйка поманила меня в кухню, я покорно пошла за ней. Рыжеволосая женщина указала мне на стул, а сама достала из шкафа тарелку, кружку и ложку. Она наложила перловой каши, налила молока и поставила это все на стол, молча показав, что я могу поесть.
Я положила узелок на пол и буквально накинулась на еду, не замечая, что ем. Мой живот, отвыкший от нормальной человеческой пищи, начал болеть, но остановиться я не могла. Мне невольно вспомнился тот день, когда в нашем доме появилась Марийка, как она, пережившая убивающий голод, схватила хлеб и не могла его выпустить из своих худеньких детских ручонок. Наверное, как-то так сейчас выглядела и я.
