– Погоди-ка…
И, взяв со стола нож, распорол шов на обшлаге мундира. Извлёк оттуда листок, тайком сунул его сержанту:
– Читай!
Василий с любопытством прочёл бумагу, где фельдмаршал собственноручно написал инструкцию о том, как им следует искать случая, чтобы с майором Синклером «компанию свесть» и в скрытном месте, без посторонних лиц «стараться его умертвить или в воде утопить, а письма прежде без остатка отобрать».
Конечно же, верхом глупости Миниха было не только составить такую инструкцию письменно, ещё и поставить на ней свою подпись.
– Зачем ты держишь при себе такой опасный документ? – спросил он Левицкого, – Почему не сжёг? Если он попадёт в чьи-то руки… Это плаха, в лучшем случае – ссылка!
– Не скажи, брат. Кто знает? Может, это мой шанс на спасение, – пробормотал поручик, пряча бумагу обратно в тайник мундира.
– Его нужно было похоронить.
– Кого?
– Синклера.
– Что за сантименты, сержант!
– Не сегодня, завтра какой-нибудь местный пастух обнаружит тело; поднимется шумиха.
– Мы будем уже далеко отсюда.
– А этот купец-француз; какова его участь?
– Не знаю; относительно его у меня нет никаких распоряжений. Он – мелкая сошка.
– Он опасен.
– Чем?
– Он всё видел.
Поручик задумчиво почесал затылок:
– Это верно. По-хорошему, шлёпнуть бы и его тихонько. Но мы с тобой младшие по званию, и это не наше дело. Пусть Кютлер решает.
– И всё же мы – преступники, – не унимался Микуров, – Убийцы.
Левицкий, изрядно захмелевший, уронил ему руку на плечо:
– Это – война, Микуров. А на войне, как известно, убийц нет; есть победители и побеждённые. Сегодня мы – победители, и празднуем победу.
– А что будет завтра?
– А завтра…, – пьяные глаза поручика вдруг озарились блеском, – Завтра, Василь, мы едем в Петербург!
– С утра?
– Как выспимся.
– Слушай…, – Микуров дружески обнял Левицкого за плечо, – Отпусти меня на несколько часов.
– Куда?
– Дело у меня тут есть.
– Да ты что? Капитан тебя хватится – мне не сдобровать.
– Да ведь он пьян и спит уже. И судя по всему, проспит до утра. Отпусти. Я спозаранку буду на месте, как штык. Ты же меня знаешь.
– А что за дело?
– Личное.
– Зазноба, что ли?
– Ну, да. да.
Поручик лукаво погрозил ему пальцем:
– А ты, брат, не промах, оказывается! И когда всё успеваешь? Ладно. Так и быть. Ступай. Но, чтоб ещё до рассвета был в гостинице. И ни в одном глазу!
– Так точно!
Польша Данциг
Микуров проскакал в седле пару с лишним часов, прежде чем увидел знакомые башенки за высокими стенами Данцига. Сердце заколотилось при виде ставших ему некогда дорогими мест.
На въезде в ворота города, привратники предосудительно оглядели его русский мундир. И осведомились, с какой, мол, целью солдат пожаловал?
– Едзени обок, – ответил он, – Че отпосзак и зьес.
Они, заслышав польскую речь, радостно переглянулись:
– Так ты поляк?
– Так.
– Что ж, изволь. Проезжай. Отужинай, – гостеприимно пропустили они его, – Если хочешь отведать славного пива и горячих колбасок, езжай в кабачок пана Стахевича.
– А знаете ли вы, братцы, пана Кшиштофа. Он прежде был здешним хорунжем.
– Как не знать. Конечно, знаем.
– Хочу повидать его старшую дочку.
– Янинку?
– Да.
– Тогда тебе, пан, сам бог велел ехать в кабачок пана Стахевича. Потому как Янина его жена.
У Василия наступило лёгкое помутнение в голове. Жена?!… Вот так новости!… Стоило ли так спешить ему нынче? Пожалуй, лучше сразу повернуть назад.
Но привратники не замечали его потрясения и охотно напутствовали, как добраться до кабачка пана Стахевича с весёлым названием «Кабан». И даже настойчиво проводили до улицы, откуда с их слов ему «уже будет с пути не сбиться».
