– Будешь? – спросил мой самый главный директор, кривясь и ставя бутылку на стол.
– Не буду, Дима. Прости. Чуть выбрался вчера.
– А, – сказал Димитров. – А я вот так и не выбрался. Вчера пришёл домой, а в двери верхний замок закрыт. От которого у меня ключа нет.
– Строгая у тебя жена.
– Специально врезали, – с каким-то мазохистским удовольствием произнес Димитров. – Чтобы я выбраться не смог, когда запой. Хорошо, пусть запои действительно не нужны, пусть замок…
Жена действительно иногда просто не выпускала самого главного директора из дому. Я сначала не мог этого понять, потом смеялся, затем начала раздражать невозможность оперативно решить какие-то вопросы.
– Но, чёрт побери, не домой же меня не впускать мы этот замок повесили!
Димитров добавил много матом. Потом снова приложился к горлышку своей бутылки, и в этот момент вошла Веснина. Змитер, не отрываясь от горлышка, перевёл взгляд на Веснину, махнул ей рукой – «заходи», спокойно допил, сколько хотел, и поставил бутылку. Теперь уже, правда, под стол.
Веснина не повела своей четко очерченной, «вразлет», бровью. Я поздоровался с ней. Она со мной. Мы приступил к своим делам.
У Змитера же, похоже, сегодня никаких дел не было. Он ещё немного посидел, впитал и переварил. Потом Димитров заинтересовался порезом на полу:
– Гляди ты! Только же постелили линолеум… новое всё… А уже порез.
Он оглянулся на нас:
– Никто не знает, чем бы тут..? – спросил директор издательского дома.
– Иодом можно, – неожиданно предложила Веснина.
– Или зелёнкой, – добавил я.
Димитров пошевелил ногой линолеум и совершенно беззлобно сказал:
– Юмор – это хорошо… – тут новая мысль пришла в его светлую голову, и глава концессии спросил:
– А может, у кого трубка есть? – спросил Димитров. Сигарет он не курил, курил исключительно табак.
– Как ни прискорбно, – ответил я.
У Весниной трубки также не было.
Змитер подумал и сказал:
– А вот скажи мне, Саша.
Учредитель концессии собрался с мыслями и продолжил.
– Почему я всё время хожу и побираюсь, а? Почему я не могу просто сходить на Октябрьскую и купить себе там недорогую… Пусть…
Димитров уже опьянел. Табак бы сделал из него вату. А был ещё только первый час дня.
– Хотя бы недорогую трубку. Вот скажи мне – почему?
– Нипочему, – ответил я. – Можешь. Если у тебя есть деньги, и если тебя в метро менты пропустят.
– Тю! Из-за ста грамм не пропустят? Чо это ты такое говоришь?
Ну, если это было сто грамм… Хотя всё могло быть. Могло просто «накрыть» человека с вчера. Запросто. Змитер довольно резво поднялся, поднял руки и сказал мне:
– Смотри, мальчишка!
Я решил, что сейчас будет какой-нибудь акробатический этюд, и даже мелькнула мысль, как бы помешать этому. Но нет. Самый главный директор просто закрыл глаза, потом по очереди дотянулся указательным пальцем до своего носа.
– Видал? – спросил Димитров.
Я зааплодировал.
– Ладно. Вынужден, так сказать, ненадолго вас покинуть, – сказал Димитров.
И Змитер пошёл к выходу, задел по дороге стул Даши и даже не заметил этого. Он вышел. Мы с Весниной остались одни. Настал какой-то неловкий момент. У меня были деньги, я хотел их потратить на Веснину, но как это сделать – совершенно не представлял. За последние годы я совершенно разучился ухаживать за девушками.
– Может, перейдём на «ты» уже? – спросил я.
– Вы вроде уже и перешли, – ответила Веснина. Она была увлечена работой.
– Перешли, значит, – говорить мне дальше было решительно нечего.
