После самого долгого ожидания в жизни, на кухню вошла мама и папа. Мама никогда не понимала Асиной тонкой души. А папа поддерживал, и поэтому она и волновалась, и нет. Старалась просто держаться за свою мечту.
– Гармония цвета мне ближе там, – сказала Ася, глядя на папу. Это было её объяснение, короткое, честное.
– Но это же очень далеко, – возражала мама, ещё не осознав важность грядущего события. Да, её дочь с самого детства рисовала – часами, тихо, не отвлекаясь. Но ей и в голову не приходило, что это когда-нибудь станет профессией. “Художник от слова худо”, – говорила ей мама. И повторяла это с детства, не как оскорбление, а как очевидность. А тут дочь сообщает, что едет с подругой со школы подавать документы в дальнюю даль. Что хочет поступить в самое известное художественное училище, потому что, по её словам, гармония цвета ей там ближе? В дальней стороне, где придётся прожить четыре года. Вместо того чтобы пойти на завод и уже сейчас зарабатывать деньги. Ну и рисовать, когда захочется – разве этого не хватит? Это же не работа. Это же… баловство.
Они ещё долго стояли на кухне, обсуждали. Мама Аси то садилась, то вставала, ходила туда-сюда и всё разглядывала Асину голову – новая стрижка означала, что она приняла решение и даже не посоветовалась. Папа стоял в проходе и пытался подобрать слова, чтобы не оказаться помимо всего прочего между двух огней. Но решение уже было принято. Он лишь смотрел на кудахтанье жены, спокойно, с некоторым отчуждением.
И вдруг подмигнул дочке. Это означало, что мама в конце концов успокоится. И всё будет хорошо.
– …Ленинград встретил колкой сыростью, бьющей в лицо. Мы приехали за день до первого сентября, чтобы не жить в таких условиях чуть дольше, чем надо. Конечно, все обстоятельства я скрывала от родителей, чтобы меньше переживали, – начала Ася с середины, чтобы успеть выстроить цепочку событий, – Идëшь, а львы со всех сторон наблюдают, вытягивая странные лица, как будто высмотрели кого-то, но не тебя. Пока ты смотришь на них – они неподвижны. Но стоит отвести взгляд, чувствуешь, как они выворачиваются, чтобы разглядеть именно тебя. Мокрый снег. Тут же туман. Фонарь в арке качается, как маятник. Тёмные дома. На плохо освещенных улицах. Те, что блистали петровским барокко летом. Рельеф примытый постоянной сыростью, слезился. И моё воодушевление этим городом стало с печальным послевкусием. Колоннады выбивали из-под крыш мощью, если долго на них смотреть. Белые цветы, кажущиеся изящными при солнце, в серости набухали… Мы выходили писать с натуры, и в солнечные дни и даже безветренные, но это уныние никак не выходило из меня. Я мëрзла там постоянно. Мое первое впечатление, что меня тут ждут – было обманчиво. Мы с Машей, моей одноклассницей, держались под руки, что было теплее. И, конечно, чтобы не потеряться. Как мы нашли эту ужасную комнату?
Мы приехали поступать летом – счастливыми, сияющими. Стояла прекрасная солнечная погода. Большой город, казалось, распахнул перед нами двери, и я ни на секунду не сомневалась, что смогу поступить. Конечно в поезде у меня были совершенно другие мысли, уснуть я так и не смогла. Но стоило выйти из вагона, оказаться там, где я мечтала быть, я почувствовала: не зря приехала. И с большими папками под мышкой мы шагали по улицам, стараясь избегать общественного транспорта, чтобы посмотреть архитектуру, наполнить лëгкие воздухом, чтобы хватило отваги до первого сентября. Не замечая маленький дорожных сумок в руках – мы шагали.
