– Вот спасибо! – обрадовалась Катька.
– Извини, звонок! – Ирина Егоровна вдруг стала суровой. – Я на урок, а ты лечись. И смотри, не сбегай из больницы!
– Ладно, – пообещала Катька и, едва успела отключиться, как вздрогнула от того, что смартфон завибрировал в её руке.
– Я обещал позвонить.
– Правда? – как бы не поверила Катька.
– Да! – звонивший был серьёзен. – Вот только поговорить у нас опять не получится. Я сейчас улетаю. Срочно. Дела. Звонить из самолёта нельзя. А когда я прилечу на место, я миную несколько часовых поясов. На месте прибытия будет уже вечер. Поздний. Деловые переговоры и сон – всё. Перезвоню завтра. Договорились?
– Да можете не звонить! – непонятно на что обидевшись, хмыкнула Катька. – Больно надо!
Она сама отключила телефон, мотнула головой, как бы поправляя чёлку, и ахнула. Про себя. Потому что. По больничному коридору. В сопровождении врача. Шёл. Илюша Дробан.
Он о чём-то разговаривал с медиком и не обращал на Катьку никакого внимания. Впрочем, до поры до времени. Буквально в двух шагах от неё он замолчал и посмотрел прямо перед собой. И увидел её. Катьку. Удивился:
– Ого! Надо же, и тут, оказывается, наши есть, – и поздоровался – обычно так поздоровался, привычно, будто триста лет знаком: – Привет!
– Привет, – шёпотом отозвалась Катька, чувствуя, как под коленками возникает именно трёхсотлетняя дрожь, а ноги становятся ватными.
– Ты в какой палате? – Илья уже был весел.
– В шестой, – так же шёпотом отозвалась Катька.
– А я в двенадцатой буду, – улыбнулся Илья. – Заходи после обхода, поболтаем, чтобы от тоски не умереть!
– Обязательно! – пообещала Катька и совершенно лишилась голоса. Наверное, от счастья: «Супер-супер-супер, и-у-у!!!»
От мамы пришла эсэмэска: «Сегодня тебя не отпустят. Я звонила врачу. Можно, мы вечером приедем? Я подменилась:)».
Катька стёрла сообщение, злорадно улыбнувшись: «Без комментариев!».
– Чего лыбишься? – бабка с кровати напротив перестала стонать, но не лежала, а по-прежнему сидела, держась обеими руками за спину – лучше ей не стало, но за уколами она уже ползала дважды, самостоятельно.
– На свидание пригласили, – хмыкнула Катька. И обнаглела: – А вас?
Бабка ответила, думая о своём:
– А мне вот снова колоться идти сейчас…
Катька тут же выдала, свалившись от хохота в подушку:
– А говорят, это молодёжь наркоманит! Древность жару даёт!
– Угомонись! – пьянчуги-аварийщицы за время, проведённое в больнице, протрезвели, какое-то время лежали молча – не храпели, не стонали – видимо, соображали, что к чему. А тут не выдержали: – Головы раскалываются от твоего треска! Заткнись, сикавка!
Катька смолкла – эти, в отличие от бабули, несмотря на всю свою забинтованность, могли подняться и чего-нибудь сотворить. С Катькой.
Бабка в этот момент попыталась подняться:
– И-и-эх! – и завалилась на бок: – Ох, спинушка!
Не отдавая отчёта своим действиям, Катька быстро поднялась со своей кровати и наклонилась над «древностью»:
– Ладно, давайте помогу.
На вид бабка казалась лёгкой, воздушной, но на деле!..
Когда Катька взялась за протянутую навстречу руку и потянула старушку – божий одуванчик на себя, глаза тут же полезли из орбит – весила бабка изрядно!
– Кости. Кости… – стонала бабулька. – Старая станешь, так же поправишься: с виду худа, а внутри добра – что говна. И откуда что берётся?
Катька через натугу прыснула, не рискуя хохотать: «Говна! В туалет надо ходить – почаще!».
