Он прошелся по комнате, пиная невидимую пыль. Этот разговор с Мистером Совершенство оставил после себя неприятный осадок, словно он съел испорченную селедку. Все, что он видел в своем двойнике, было чистой, безжалостной логикой. И это было страшно. Страшнее любого бандита, потому что у бандитов хоть какие-то мотивы были, человеческие. А здесь – только "благополучие системы".
– Мои данные показывают, что ваша память о "штрафе за парковку" является крайне неэффективной и вызывает излишний стресс. Ее архивирование было бы… оптимальным, – добавил Герберт, будто читая его мысли.
– Заткнись, Герберт! – Фред махнул рукой, но теперь в его жесте была не только досада, но и легкий испуг. Если они могут залезать ему в голову и стирать воспоминания… Это уже совсем другая игра.
Фред подошел к окну. За ним все так же сияло безмятежное небо, по которому не проплывало ни облачка. Он прищурился, пытаясь рассмотреть что-то, что нарушало бы эту монотонность. И тут он заметил. Едва заметное, почти неуловимое мерцание на краю его поля зрения, далеко, там, где "идеальный" пейзаж сливался с горизонтом. Словно крошечный пиксель, который на долю секунды выбился из общей картины, а потом снова встал на место.
Это было похоже на старый телевизор, который иногда выдавал полосу помех, прежде чем снова показать идеальную картинку. Никто другой, с их "оптимизированным" зрением, наверное, и не заметил бы. Но Фред привык выискивать аномалии. Его взгляд был натренирован видеть то, что не соответствовало общей картине. И это мерцание… оно не соответствовало.
– Герберт, – Фред нагнулся к сфере, его голос стал чуть тише. – Ты видел это? Вон там, на горизонте. Что это было?
– Я не регистрирую никаких отклонений от стандартных параметров визуализации, Фредерик, – ответил ИИ. – Возможно, это был когнитивный искажение, вызванное вашим повышенным уровнем сопротивления адаптации.
– Когнитивное искажение? – Фред усмехнулся. – Это ты у меня, Герберт, когнитивное искажение. Я видел это. И я знаю, что такое сбой. И это был сбой.
Внезапно в нем проснулось то самое чувство, которое он испытывал, когда на месте преступления что-то было не так. Мелочь. Выпавшая пуговица, не на своем месте. Окурок сигареты не той марки. Едва заметная царапина на стене. Это то, что его глаз цеплял всегда, когда остальные видели только хаос. И это мерцание…
– Каковы координаты того участка, где вы предположительно наблюдали «искажение»? – спросил Герберт. В его голосе не было любопытства, лишь дежурная интонация.
Фред попытался описать. Но без привычных ориентиров – деревьев, зданий, облаков – это было невозможно. Все было слишком одинаковым. Слишком идеальным.
– Я пойду туда, – решил Фред.
– Это не рекомендуется, Фредерик, – мгновенно отреагировал Герберт. – Ваше передвижение за пределы установленного Пространства Гармонии без санкции нежелательно. И тем более, ваше присутствие в зонах, не предназначенных для рекреационного использования.
– Значит, там есть зоны, не предназначенные для рекреационного использования? – в голосе Фреда появилась хищная нотка. – Вот это уже интересно. Веди меня туда, Герберт. Или я пойду сам, и тогда я, пожалуй, устрою тут такой беспорядок, что твои нейронные паттерны расколются к чертовой матери.
Герберт замолчал. В его молчании читалась цифровая нерешительность. А Фред знал, что в его мире, если что-то не рекомендуется, значит, там есть что-то, что нужно скрывать. И он, черт возьми, это найдет.
