Он свернул с тропы, споткнулся о корень и рухнул на колени в мокрый мох. Грязь проступила на рясе. Священник не замечал. Схватив распятие, он начал молиться. Не тихо, не смиренно, а исступленно, почти крича, сотрясаясь от рыданий гнева и отчаяния:
– Господи, не оставь! Защити раба Твоего от козней лукавого! Дай сил разглядеть ложь под личиной кротости! Дай мужества исполнить долг Твой! Изгони эту скверну, Господи! Не дай ей насмехаться над святостью Твоей! Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа! Аминь! Аминь! Аминь!
Он повторял "Аминь" снова и снова, пока слова не слились в нечленораздельный рык. Мимо, по тропе, прошли деревенские. Лука мельком увидел скрюченную фигуру в темноте, но не остановился. Никто не остановился. Их гнев выдохся, сменившись тягостным недоумением и желанием поскорее забыть эту ночь. Мартин остался один.
Когда их шаги затихли, священник поднялся.
Его слезы высохли. В глазах горела только ледяная, абсолютная уверенность. Он ошибся лишь в одном – он поверил, что Зло можно изгнать толпой. Нет. Его нужно уничтожить. Лично. Во славу Господа. Он повернулся и пошел обратно к башне, сжимая в руке тяжелое медное распятие, его основание было массивным и твердым, как камень.
Башня стояла в прежней тишине.
Дверь оставалась лежащей на полу после их бегства. Голубоватый свет внутри погас, лишь тусклый желтый отсвет свечи мерцал в окне первого этажа. Мартин вошел бесшумно, как тень. В главной комнате было пусто. Тела Ерема по прежнему аккуратно лежало на столе. Затем он услышал тихий шорох снаружи, за дверью, ведущей в небольшой садик за башней.
Он крался, прижимаясь к стенам. Распятие в его руке было готово стать орудием кары. В саду, у каменной тумбы, заросшей диким плющом, стоял некромант. Он был без своего зловещего капюшона, в простом темном плаще. В руках он держал горсть мелких белых полевых цветов. Он бережно укладывал их на тумбу, поправляя стебли. Его лицо в свете восходящей луны было по-прежнему бледным и усталым, но в нем была какая-то странная, хрупкая сосредоточенность и мир. Некромант выглядел… беззащитным.
Для Мартина это было последним доказательством обмана. Личина! – пронеслось в его мозгу. Он украшает алтарь Сатане!
Не раздумывая, с тихим рыком праведной ярости, Мартин выскочил из укрытия. Аргил только начал оборачиваться на шум. Медное распятие со свистом рассекло воздух и со всей силы ударило некроманта по виску. Глухой, кошмарный звук. Аргил рухнул беззвучно, как подкошенный колос. Цветы рассыпались по земле.
Отец Мартин встал над ним, тяжело дыша. Сердце бешено колотилось, адреналин пылал в жилах. Он видел, как на бледной коже проступила темная вмятина, как тонкая струйка крови поползла по виску к волосам. Аргил лежал без движения. Зло повержено.
– Слава Тебе, Господи! – Мартин упал на колени рядом с телом, воздевая окровавленное распятие к небу. – Слава Тебе! Я исполнил волю Твою! Скверна уничтожена! Твоя святая земля очищена! Благодарю Тебя за силу и веру!
Он молился, захлебываясь словами благодарности, ощущая экстатическое очищение. И в этот момент умирающий Аргил открыл глаза. Не тусклые, не затуманенные болью. Ясные и глубокие. Он медленно повернул голову и посмотрел прямо в лицо ликующему священнику.
И в этом взгляде не было ни ненависти, ни проклятия. Только бесконечная, всепонимающая жалость. Жалость к Мартину. К его слепоте. К его фанатизму. К той тьме, которую тот принял за свет.
