Мистика и ужасы. Сборник - страница 9

Судья развернул приговор Лео.

– Дело номер… – его голос, обычно уверенный, сорвался. Он кашлянул. – Дело Лео, сына Томаса… – Он сделал паузу. В зале повисло напряженное молчание. – …основано на обмане и лжесвидетельствовании…Чернила на нем были обычными, черными, мертвыми. Но Готфрид видел в них все лица. Он посмотрел на Герцога, потом на Лео.

– Нет, ваша светлость. Я, кажется, только что пришел в себя. – Он поднял папку. – Обвинение сфабриковано. Свидетели лжесвидетельствовали под давлением. Лео невиновен. А виновен… – он ткнул пальцем в сторону лендлорда, – вот он. И те, кто покрывал его преступления! – Его взгляд упал на Герцога.Ропот. Герцог грозно нахмурился. – Судья фон Лер, вы не в себе? – холодно спросил он. Готфрид посмотрел ему прямо в глаза. Впервые за много лет.

Он не успел сказать больше. Ему не дали. Крики. Гнев Герцога. Стражники бросились к нему. Готфрид успел швырнуть папку в толпу – прямо в руки молодому писарю, которого он иногда видел читающим книги в архиве. Парень поймал ее, растерянный, и тут же исчез в толпе.

Камера была сырой и темной. Гораздо хуже, чем те, куда он отправлял других. Готфрид сидел на холодном каменном полу, прислонившись к стене. Его судейские одежды забрали. Осталась грубая холщовая рубаха. На его руках больше не было чернил. Только грязь и царапины. Он ждал. Своего приговора. Казни. Вот только он знал, что его не будет и так легко ему не уйти. Эх, как не вовремя палач Людвиг решил уехать из этого проклятого города. Уж он то мог казнить быстро… милосердно.

Но что удивительно, страха не было. Была пустота. И странное, непривычное чувство… легкости. Как будто гиря, годами давившая на грудь, исчезла. Он закрыл глаза. Старый судья видел Марту. Ее слабую улыбку, когда он читал стихи. Знает ли она? Поймет ли? Эльза присмотрит… Он надеялся.

В крошечное окошко под потолком, затянутое паутиной и грязью, пробивался слабый луч дневного света. В нем танцевали пылинки. Готфрид наблюдал за ними. Он вспомнил свой давнишний сон – чистый ручей в горах. Он не увидит санатория и того, как его жена выздоровеет. Но сегодня он увидел нечто другое.

Вдруг в лучу света что-то блеснуло. Капля. Одна. Прозрачная. Она упала с сырого свода камеры и разбилась о камень пола рядом с его босой ногой. Потом вторая. Третья. Начал накрапывать дождь. Вода. Чистая вода. Она смывала грязь с камня, оставляя темные пятна, но не лица. Просто мокрые пятна.

Готфрид фон Лер подставил ладонь под тонкую струйку воды, сочившуюся через щель в кладке. Она была холодной и чистой. Бывший судья поднес ладонь к лицу, умылся. Смывая последние следы Амбервиля, суда, чернил, несправедливости.

Он не спас Лео окончательно – юношу, вероятно, уже выпустили, но лендлорд и система остались. И рано или поздно молодой пастух будет казнен. А судья лишь погубил себя и, возможно, лишил Марту последней надежды на облегчение.

Грусть легла тяжелым камнем на душу судьи.

Но в этой чистой воде, в этом простом акте умывания, в далеком свете из окна была иная надежда. Надежда на то, что его чернильная река лжи остановилась. Что писарь прочтет его записи. Что правда, как этот слабый луч, все же найдет дорогу. Даже если сам он уже не увидит света.

Честный человек закрыл глаза, слушая, как дождь стучит по крыше тюрьмы. Теперь это был просто дождь. Не символ. Не наказание. Просто дождь. И впервые за долгие годы Готфрид фон Лер, бывший судья, почувствовал, что его душа, запекшаяся в чернилах до адской корочки, чуть-чуть… оттаяла. Ценой всего. Но оттаяла. Стоило ли оно того?