Моховая, 9-11. Судьбы, события, память - страница 30



Вера вещь органическая, вера во что бы то ни было, либо она есть, либо её нет, дается с воспитанием, становясь частью индивидуального сознания. «Я верю в существование фактов», – сказал влиятельный мыслитель времен алексеевской молодости, и не считаться с фактами для знатоков той выучки являлась действием столь же немыслимым, как, скажем, красть у самого себя. Можно, разумеется, сделать вид, будто вы не замечаете, как сами у себя воруете, и без самообмана иногда не обойтись, однако зачем себя обманывать и обкрадывать, если ваша цель заключается именно в том, чтобы – без обмана?

Когда я взялся за составление библиографии для своей диссертации, то начал по порядку, по алфавиту, с буквы «А» – с Алексеева М. П. И что же? Вместо фолиантов в сотни страниц, которые я ожидал обнаружить в числе трудов академика по теме «Пушкин и Шекспир», нашел я всего лишь краткую заметку под названием «Читал ли Пушкин книгу Кронека о Шекспире?»

«Да кто он такой, этот ваш Михал-Палыч? – Тогда же я услышал от обладателя всевозможных ученых степеней и лауреата многих премий, выпускавшего книгу за книгой, одна толще другой. – Биб-ли-ог-раф!». Понимать, судя по тону, каким это было сказано, надо было так: нет у него полета мысли. Что ж, годы спустя под редакцией М. П. появился основополагающий том «Шекспир и русская кульутра», с обширным разделом о Пушкине, который написал сам Алексеев, и нельзя было, как видно, двинуться дальше ни на шаг, пока не оказалось им установлено, читал ли Пушкин какую-то забытую книгу или не читал. Иначе, с точки зрения ученого, пушкинские воззрения на Шекспира оставались бы не ясны, возрения собственно пушкинские, а не повторение общих мнений того времени. Поэтому, изучая взгляды Пушкина, Михаил Павлович погружен был в книгу какого-то ученого немца точно так же, как Илья Львович Фейнберг вчитывался в книгу доктора-англичанина (Пушкин читал путевые записки заезжего иностранца и требовалось установить, повлияла ли эта книга на пушкинское «изучение России»).

Только библиограф? Всего лишь фактограф? Как будто Михаил Павлович только тем и занимался, что крохоборчески копил всевозможные сведения. На самом же деле говорившие, будто он не признает ничего, кроме фактов, видели в фактах чересчур мало. Между тем Алексеев помещал всякий факт в разветвленную систему историко-культурных представлений, что позволяло ему увидеть в этом факте скрытое от взора тех, в чьих глазах фактам становилось только хуже, если они мешали им провести некую излюбленную мысль. Положим, к их услугам имелись рассуждения, с помощью которых доказывалось, будто некоторые важнейшие научные теории были выдвинуты без опоры на опыт. Рассуждавшие забыли или же не читали изложения самих теорий, а между тем сочинения, в которых были выдвинуты идеи, коренным образом изменившие понимание вещей, написаны очень осторожно. Даже сам Дарвин признавал: пока не наберётся достаточно данных, подтверждающих естественный отбор, до тех пор биологической науке придётся верить во Всевышнего.

Читая такие труды, я вспоминал своих старших литературных сотоварищей, вроде Алексеева, а он такой был, к счастью, не один: без доказательств – ни на шаг.

В шестьдесят четвертом году, накануне четырехсотлетней годовщины со дня рождения Шекспира, под хлыстом Самарина, мы, дым из ушей, старались успеть с юбилейными публикациями. Между тем от Алексеева я получил ещё одно письмо, в котором он сообщал, что держит и не известно как долго собирается держать корректуру тома «Шекспир и русская культура». Алексеев не считал нужным спешить, торопить же Михаила Павловича, который пользовался случаем ещё и ещё раз тщательно проверить все содержавшиеся в капитальном труде сведения, было равно просьбе ходить на голове. Некоторые содержавшиеся там данные, как он полагал, нуждались в перепроверке, работал же он медленно, скрупулезно подбирая одно к одному данные и тщательно каждое из них описывая. В этом смысле такой ученый-гуманитарий, как Михаил Павлович, не отличался от естествоиспытателя, который заглядывает в свои пробирки или соединяет какие-то проволочки, и до тех пор, пока не загустеет или не загорится, будет продолжать эксперимент. А второго тома «Робинзона Крузо», так называемых «Дальнейших приключений», Алексеев под своей редакцией так и не выпустил. Как публиковать полный текст, если осуществить это ценой вычеркивания? Что за полнота, если – не полностью?