Телефон зазвонил, когда она как раз подошла к подъезду. На экране – Мария. Нина нажала на зелёную трубку. Почти не удивляясь. Звонок напрашивался.
– Нина? Алло. Ну ты где вообще?! Голос был острым, как яблочная кожура – вроде бы фрукт, а режет.
– Я тут, – спокойно ответила Нина.
– Ты где «тут»? Мы тебя неделями не видим. Ты где-то пропала, понимаешь? Клара волнуется. Я – вообще в шоке.
– Я просто занята была, Мария.
– А, ну конечно. Таинственная. У тебя что, роман? Или ты выиграла в лотерею и теперь к нам, бедным, не выходишь?
– Ничего такого. Просто… немного переосмыслила.
– Что это вообще за слово такое – «переосмыслила»? Ты теперь кто, философ?
Нина чуть улыбнулась, глядя на облака.
– Мария… всё хорошо. Правда. Просто… я немного живу по-другому.
– По-другому – это как?
– Увидимся – расскажу.
– А, значит, встречу надо заказывать заранее теперь, да? Звезда расписания.
– Ну не обижайся. Я не забываю о вас. Просто сейчас мне важно побыть немного в своём темпе.
Мария замолчала. Потом – сухо:
– Ладно. Буду ждать приглашения. А то я уж, прости, сама не решаюсь – вдруг отвлеку от твоих высоких материй.
– Приглашу.
– Ну, хоть это радует. Пока.
– Пока, Мария.
Нина положила трубку. На сердце – не тяжесть. А лёгкая грусть. Как когда заканчивается старая песня, которую всё равно нельзя слушать вечно.
В квартире стояла тишина – не глухая, а наполненная. Будто стены больше не хранили пустоту, а просто отдыхали. Воздух был тёплым, чуть пряным – то ли от запаха подогретого дерева, то ли от сушёных трав, оставшихся в вазочке на полке. Свет ложился на подоконник мягко, как старое одеяло – не освещал, а укрывал. Шаги звучали глухо, как будто пол знал этот ритм наизусть.
Нина прошла мимо шкафа, остановилась, будто что-то почувствовала. Открыла нижний ящик. Там – маленькая деревянная шкатулка с потёртым уголком и тёплым запахом времени. Внутри – вещи, к которым давно не прикасались: не из равнодушия, а из уважения. Из осторожности. Маленькие "дорогое", спрятанные от суеты.
Внутри – брошь. Небольшая, винтажная, с тусклым стеклом. Муж когда-то дарил её – то ли на юбилей, то ли просто так, мимоходом, на остановке. Тогда это казалось милым. Потом – забылось. Сейчас – снова важно.
Нина достала брошь и приколола к платью. Не на выход. Просто – к себе. Не ради воспоминаний. Не чтобы всплакнуть. А как знак: я была. Я – есть.
Она подошла к зеркалу. Посмотрела. Не на лицо. Не на морщинки. Не на подбородок. В глаза. Они были спокойные. Глубокие. Словно говорили: «Вот теперь – ты.»
Этот взгляд, отражённый в зеркале, как будто ушёл дальше – туда, где другая женщина тоже давно нуждалась в том, чтобы посмотреть на себя по-другому.
5 глава. Истина с блёстками
Мария проснулась рано. На часах – пять двадцать. За окном ещё темно, только фонарь лениво рисовал бледные узоры на шторах, как будто сам сомневался, стоит ли начинать день.
Она встала, щёлкнула свет в ванной, посмотрела в зеркало. Уставшее лицо, но в глазах – упрямый огонь. Не моргнув, произнесла:
– Доброе утро, красавица. Сегодня к тебе придут.
Сказала – и тут же усомнилась в тоне. Повторила фразу с улыбкой. Потом с хрипотцой. Потом с наигранной заботой, как будто репетировала, какой быть хозяйкой. Всё не то.
– Главное, чтобы вообще пришли, – буркнула, вытирая лицо полотенцем. – А то опять окажется, что у одной – стирка, у другой – «настроение не то». Ну конечно. А у меня тут, значит, пирог сам себя печёт и нервы глажены?
