– Через месяц в нашей студии пройдёт вечер. Маленький праздник. Открытый показ. Мы не называем его конкурсом – это скорее сцена любви к себе, – сказала Лея, обводя взглядом зал.
Повисло молчание. Чистое, звонкое. Кто-то завозился. Кто-то рассмеялся – с облегчением, с волнением, как после признания. А кто-то просто замер – как от удара током, неожиданного и точного.
– Участвовать не обязательно. Никто никого не тянет. Но если у вас появится желание – вы можете выступить. Сольно. В паре. В группе. Мы подготовим костюмы. Музыку. Свет. Но главное – создадим пространство, где не страшно быть собой. Где можно выйти и не прятаться. Где честность – это не слабость, а свобода.
Нина почувствовала, как у неё пересохло в горле – не от страха, а от предвкушения. Клара сглотнула, не отрывая взгляда от пола. А Мария дёрнула плечом – резко, как будто стряхнула что-то со спины.
– Вот и всё, – сказала Лея тише, возвращаясь к центру. – Танцуем дальше. А кто захочет – подойдёт ко мне позже. Или… просто посмотрит в зеркало. И поймёт.
Музыка снова заиграла – та же, но теперь звучала иначе. Потому что вопрос уже прозвучал. И каждая знала: ей придётся на него ответить. Пусть не сейчас. Пусть даже не вслух. Но – честно.
Урок закончился, но никто не спешил уходить. Женщины задерживались у зеркал – как будто отражения не отпускали. Кто-то делал фото. Кто-то – поправлял волосы. Кто-то стоял, не двигаясь, и смотрел в стекло как в окно, за которым, возможно, начиналась другая жизнь.
"А вдруг… я тоже смогу?"
Нина вытирала шею полотенцем, лицо её горело от вдохновения.
– Это… это же гениально, – прошептала она Кларе. – Показ. Сцена. Свет. Живое дыхание!
Клара сжала в пальцах резинку от волос.
– Я не знаю… Это красиво. Но это же… сцена. Публика. Люди.
– Не сцена, – поправила Нина. – Свобода. Просто под светом. Наконец – не прятаться.
Сзади раздался голос Марии:
– Вот только драмы не хватало. Теперь ещё и представление.
Она взяла сумку с лавки, резко закинула на плечо, как броню.
– Мы сюда пришли двигаться, а не корону примерять.
– А ты боишься? – спросила Нина спокойно. Без нажима.
Мария фыркнула.
– Я? Я вообще сюда случайно хожу. Просто ноги размять.
– Но всё же ходишь, – заметила Клара. Тихо. – А теперь есть шанс показать, что не зря. Хоть самой себе.
Мария задержалась у зеркала. Посмотрела на себя – не прямо, а как бы краем глаза, будто боялась встретиться с кем-то, кто жил в отражении.
– Ну не знаю. Я в этом возрасте уже показываю только паспорт в аптеке.
Нина усмехнулась, но с теплом:
– Если ты передумаешь – я с тобой в пару хоть завтра.
– А я с вами – только если с дым-машиной и занавеской перед лицом, – буркнула Мария. Но уже не так резко.
Они рассмеялись. Все трое. Смех прозвучал легко – но в нём дрогнуло. В каждой. Потому что за шуткой прятался вопрос: а вдруг… действительно?
На улицу они вышли не так, как обычно. Медленно. Словно у каждой теперь за плечами была не просто сумка – а сцена, на которую нужно решиться выйти.
Нина шла первая. Глаза светились. Она уже знала – пойдёт. И, возможно, поведёт за собой. Клара – колебалась. Но внутри появилось «а вдруг». Мария шла последней. И, хотя хмыкала и ерничала, рука её крепче сжимала лямку сумки, а взгляд то и дело возвращался к той самой мысли, которая начинала ей мешать спать.
Дом встретил Клару привычной прохладой и запахом ужина, который кто-то не доел. На кухне – кастрюли. В гостиной – муж в носках и с пультом в руке. Всё, как всегда. Никто не заметил, что в её глазах появилось нечто новое.
