– Может быть… да.
У Марии телефон зажужжал, когда она в третий раз подошла к зеркалу и уже устала – не от мыслей, а от самой себя. Сообщение было коротким, без прикрас:
«Вы можете не верить в себя. Пока. Я – верю. Пока – за вас.»
Она не села. Не улыбнулась. Не заплакала. Просто стояла. Смотрела. И не выключала экран. Минуту. Две. А потом положила телефон на тумбочку и легла. В полной тишине. С открытыми глазами.
В это воскресное утро они собрались не чтобы тырндеть, не чтобы жаловаться на спины, соседей и стиральные машины. Они пришли просто побыть собой – в, возможно, лучшем обществе на земле: в обществе женщин, которые когда-то почти забыли, какие они живые. На столе стоял чайник, в чашках парила ромашка, в вазочке – малиновое варенье. Они не говорили много. Только движения: кто-то поправил шарф, кто-то выровнял помятую салфетку, кто-то чуть дольше держал кружку в ладонях. В этой тишине чувствовалось больше, чем в любом заявлении.
Именно в это утро они решили: они пойдут. На конкурс, на сцену, в свет, в глупость, в свободу – всё сразу. Не было ни тостов, ни речей. Только тёплый чай, лёгкий вздох – как будто кто-то невидимый снял с их плеч старое, тяжёлое «не положено». Решение не прозвучало вслух. Но оно чётко проступало через пар над чашками, в мимолётном взгляде на малиновое варенье, в лёгком смехе, который родился сам. Они просто встали. И уже не разошлись.
В студии пахло тканью, деревом и чем-то новым – неуловимым, как начало перемен. В воздухе висело не вдохновение и не страх, а то особое состояние, когда из хаоса движений, взглядов и слов вот-вот начнётся нечто целое. Что-то, что ещё не имеет формы, но уже дышит. Как начало чуда.
Занятие подходило к концу. Женщины сбавили темп, шагали по кругу, будто выдыхали не усталость, а прожитое. Лея остановила музыку чуть раньше, чем обычно. Подошла к ним – к Нине, Кларе и Марии – и, как всегда, не давя, но точно, сказала:
– Я подумала… и хочу предложить вам троим выступить вместе.
Повисла пауза. Та самая – маленькая, плотная. В которой сердце слышно громче, чем музыка.
– Вместе? – первой отозвалась Нина. Голос – с оттенком надежды. – Вы серьёзно?
– Абсолютно, – кивнула Лея. – Вы очень разные. Но когда вы рядом, в зале возникает нечто. Как три ноты – разные по звучанию, но вместе дающие аккорд. Если вы согласитесь – мы сделаем номер. Не ради победы. Ради правды.
Клара опустила глаза. Сердце застучало – не в груди, а будто прямо в горле. Номер? С кем-то рядом – да. Но перед кем-то?
– Я… не знаю, – прошептала она. – Я не уверена, что смогу.
– И не надо быть уверенной, – сказала Лея. – Надо просто быть.
Мария стояла с видом «только попробуйте меня уговорить». Руки скрещены, губы поджаты, взгляд – вбок. Она фыркнула.
– А меня вы зачем туда тянете? Чтобы я разбавила собой вашу вдохновлённую картину?
Лея ответила спокойно. Но в голосе не было ни тени мягкости:
– Чтобы ты, наконец, перестала прятаться.
Мария отвела взгляд. На секунду. Но не ушла.
– Не знаю. Я подумаю. И уже тише, почти для себя: – Но никуда не ухожу.
Нина перевела дыхание.
– Я согласна.
И посмотрела на Клару. Та не сказала ничего. Только кивнула. Медленно. Но твёрдо.
Тогда Лея улыбнулась. Не широко. По-настоящему.
– Встречаемся в выходной. Примерка. Музыка. Начнём не с танца. А с того, чтобы увидеть себя – вместе.
Они кивнули. Все трое. По-разному. Но в унисон.
