Монологи сердца - страница 43



Он рассмеялся. Тихо. С тем самым «м» на конце, которое остаётся, когда мужчина смеётся искренне:

– Никогда бы не подумал, что сценические блёстки могут прилипнуть к сердцу. Но вот сижу. И кажется, они там остались.

Они посмотрели друг на друга и замолчали. Но это была тишина – не пустая. А та, в которой рождается: «А может… всё ещё впереди?»

Мария чуть наклонилась к нему:

– Знаете, у вас такой взгляд… будто вы умеете видеть важное. Даже под блёстками.

Он улыбнулся, глядя в чашку.

– Может, и так. Только не всегда в тех, в ком ожидал бы.

Он отпил чай, положил ложку, и взгляд его стал немного рассеянным – таким бывают глаза, когда говорят не только о людях, но и о привязанности, которую скрыть невозможно.

– У меня дочь хорошая, – начал он. – Очень. Но… всё время работает. То командировка, то график, то «пап, перезвоню». Она ведь не со зла. Просто – время бежит, а у неё всё по часам. Иногда я думаю: неужели мы с ней всё уже прожили? Потолкали детскую качельку – и всё? Теперь только короткие звонки в перерывах между встречами?

Мария слушала, не отводя взгляда. Он не жаловался. Он говорил, как есть.

– Зато внучка – это подарок. Умная. Весёлая. Между нами нет этой драмы поколений. Она всё понимает. Присылает мне открытки. Меми. Да-да, эти самые, в интернете. Смешные, с котами и подписями. А я… смеюсь. И думаю: вот с ней у меня получилось не просто быть дедом. А быть нужным.

Мария кивнула. Словно внутри неё отозвалось то же.

– У меня так же, – тихо сказала она. – Даниэль – младший внук. Такой… живой. Он даже не просто приезжает – он входит в дом, как в место, где ему рады. Своими руками цветы приносит. Слушает мои истории, хотя я сто раз их рассказывала. И говорит, что скучает. Без повода.

Она на секунду задумалась, подбирая слова.

– Есть ещё Марк. Старший. Он… ну, взрослый. Сложный. Вечно в делах. Холоден – не со зла, просто весь из цифр, планов, обязательств. Звонит редко. Почти не приезжает. А я не обижаюсь. Я просто… привыкаю.

Леонид слушал, не перебивая.

– А дочь? – тихо спросил он.

Мария сразу улыбнулась – с теплом. С болью.

– Моя девочка – хорошая. Заботливая. Звонит почти каждый день. Но приехать… У неё слабое здоровье. Частые болезни. И ей самой нужна забота, даже если она старается не показывать. Мы с ней будто в телефонной нити живём. Связь есть, но объятия – только в воспоминаниях. Я понимаю. И всё равно жду. Как мать. Без обид. Просто – жду.

Леонид слегка наклонился к ней. Словно хотел, чтобы она знала: он услышал. И понял. До конца.

Когда они допили чай, когда печенье осталось нетронутым, но разговор – насыщенным, когда паузы стали не молчанием, а подтверждением, что говорить можно было бесконечно – Леонид посмотрел на Марию иначе. Уже не как зритель. И не как вежливый кавалер. Как на женщину, которую не хочется терять из поля зрения.

– Скажите, Мария… – он достал телефон, немного неуверенно, будто спрашивал разрешения на то, что давно решил. – Можно ли… оставить ваш номер? Не навязываюсь. Не с намёками. Просто… Может, мы с вами как-нибудь ещё попьём чаю. Или кофе. Или просто погуляем.

Мария чуть смутилась – не от слов, а от того, как давно никто так не спрашивал. Не «давай запишу», не «подскажи номер», а именно – можно ли. С уважением. С паузой. С местом для «нет», если оно потребуется.

– Конечно, можно, – сказала она. И продиктовала. Без лишних комментариев. Но с улыбкой – такой, какая появляется на губах только тогда, когда внутри вдруг становится тепло.