Он записал. Показал, чтобы убедиться – верно.
– Это вы? – спросил, показав имя на экране: «Мария (та, что сияет)».
– Ах вы… – Мария рассмеялась, прижав руку к груди. – Ну, теперь вы точно получите ответ.
– И я отвечу первым, – сказал он. – Как только захочу снова услышать этот ваш смех.
Она встала. Он встал тоже. Не помогал – просто встал рядом. Не касался. Но был рядом так, что воздух между ними стал чуть ближе.
– Мне пора, – сказала Мария. – Меня ждёт подруга. Она первая узнает, что я сегодня после сцены ещё и… не ушла в тень.
– А я пойду к внучке. Её нужно поздравить. Но сегодня, Мария, вы выступили за двоих. Я это точно запомню.
Они распрощались у дверей кафе – без объятий, без поцелуев, но с тем взглядом, который бывает только у взрослых людей: если сама жизнь нам дала эту встречу – значит, она всё ещё пишет дальше.
Мария вышла на улицу. Пальцы сжимали телефон. Щёки горели – не от румян, а от жизни. И шаги её ускорялись. Потому что где-то там – за парой улиц – ждала Нина. И нужно было скорее поделиться этим вечером, который пах грушевым чаем и начинался с аплодисментов, а закончился – лёгкой надеждой.
Нина открыла дверь ещё до звонка – будто чувствовала: подруга уже у лестницы.
– Ну как?! – спросила она ещё в прихожей, не дав Марии ни раздеться, ни вдохнуть.
– Подожди, дай пальто снять, – смеясь, Мария повесила одежду на крючок и уже в ботинках вошла на кухню. – Сейчас расскажу всё!
Нина поставила чайник, достала два пирожных, которые «случайно остались» со вчерашнего вечера, и села напротив, упёршись локтями в стол, как школьница, готовая слушать сплетни века.
– Ну? – снова спросила она. – Говори уже!
Мария села. И выдохнула.
– Он галантный. Такой… как из фильма. Но не напускной. Настоящий. Говорит красиво, но не перешагивает границу. Глаза – глубокие. И знаешь, Нина… я рядом с ним не чувствовала себя старой. Я вообще не чувствовала себя «в возрасте». Я чувствовала себя – интересной. Живой.
Нина растаяла в улыбке.
– Вот это я понимаю – кофе после сцены! А ты смеялась, когда я говорила: «Ты сегодня сияешь». А ты, выходит, сверкала так, что мужчина забыл о собственной внучке!
– Не забыл! – всплеснула руками Мария. – Он к ней пошёл потом. Он – вдовец. Недавно. С дочерью редко общается – та вечно занята. Но с внучкой дружит. Говорит, что она ему жизнь продлевает. А потом…
– Потом? – Нина нависла над столом, как сыщик.
– Потом мы пили грушевый чай, говорили о семьях, о сцене… И он попросил мой номер.
– И ты?
– Дала, конечно.
– О, Мария… – Нина подалась вперёд, обняла её за плечи. – Я так рада. По-настоящему. Он тебе подходит. Он не хвастается, не давит, он… смотришь на него и понимаешь: с этим человеком можно молчать, не теряя смысла.
– Именно. Ты всё почувствовала. Я не знаю, будет ли что-то дальше. Но знаешь… сегодня он подарил мне вечер, которого я не ждала. И я ему благодарна. Просто за то, что он есть.
Они молчали. На плите закипал чайник. В окне мягко светили фонари. Мария улыбалась, чуть уронив голову. А Нина смотрела на неё с теплом, как на кого-то, кто прошёл сквозь холод и вышел в свет.
Телефон Марии завибрировал на подлокотнике кресла. Она взглянула на экран, и сердце на мгновение сбилось с ритма.
Клара.
Нина сразу уловила перемену в лице подруги:
– Всё в порядке?
Мария кивнула, но прежде чем ответить, уже взяла трубку:
– Алло?
– Привет, – голос Клары был спокойный. Тот самый, немного уставший, чуть хрипловатый, как будто она долго думала, прежде чем набрать.
