Легок на помине, не успели мы с Еленой покинуть помещение экзаменационной аудитории, в дверях появился Воскресенский.
– Здравствуйте, дети… – с налету пошутил он и осекся, взглядом остановившись на мне, в арестантской позе направляющейся в сторону внутренней двери – в подсобные помещения за кафедрой, где меня, по всей видимости, собирались «шмонать».
Профессор нахмурился.
– В чем дело? – перевел недовольный взгляд на аспирантку. – Что тут у вас произошло?
– Воронцова списывала! – с готовностью затараторила Елена. – Причем сочинение скатала слово в слово, даже пунктуацию не изменила, представляете? Вот посмотрите!
Быстрым шагом она сбежала вниз, схватила со стола мой экзамен, вернулась и ткнула листы профессору в руки. Тот глянул – сначала на нее, потом на меня. Вернулся взглядом к листам, и брови его, также как у Елены, взметнулись наверх.
– Да… – пробормотал. – Похоже, что вы правы… Тут действительно, слово в слово. Зачем тебе это понадобилось, Воронцова? Неужели и без того проблем мало?
Я просто рот раскрыла от возмущения, не зная, что и сказать. Проблем-то у меня, конечно, хватает, но как он предлагает контролировать фотографическую память? Копировать информацию выборочно? Но это же бред! Зачем лимитировать такие крутые возможности!
– Я обыщу ее, если вы не против, профессор, – продолжала болтать Елена, не обращая внимания на его слова.
– Я – против! – слегка придя в себя, опомнилась я. Что это за фашистские методы?
– О! – Елена торжествующе подняла палец вверх. – Я говорила, у нее в джинсах шпоры напиханы! Была бы невиновна, не сопротивлялась бы!
– Да с какой стати вы будете меня обыскивать?! – вспылила я. – Вы какое имеете право, вообще?!
– Я – та, кто может зарубить тебе целый курс за списывание, Воронцова! – сузив глаза, аспирантка понизила голос и зашипела. – Немедленно в подсобку!
– И не подумаю!
– Ах так…
– Занимайтесь экзаменом, Елена Артемовна, – остановил начинающийся скандал профессор. – Не то у вас сейчас не только у одной студентки обнаружится феноменальная память.
Я недоуменно завертела головой – он что, еще кого-то из студентов наградил вечной жизнью?
– Но как же обыск? – развела руками Елена. – Она ведь, без сомнения, избавится от шпор, как только предоставится возможность, и уже ничего не докажешь!
– Я прослежу за этим, – напряженно, со стальными нотками в голосе отчеканил профессор. Он явно не привык, чтобы ему настолько явно возражали.
Почувствовав вероятно, что слегка потеряла берега, аспирантка опустила голову.
– Хорошо, Илья Андреевич. А что будем делать с ее экзаменом?
Не удостаивая ее ответом, Воскресенский развернулся и пошел к выходу, очевидно ожидая, что я побегу за ним. Впрочем, мне больше ничего не оставалось и, вернувшись на минутку к своему месту – забрать сумку, я вышла из аудитории, словив по дороге торжествующий взгляд Крыловой.
В пустынном коридоре, заведя меня в какой-то уединенный закуток выжидательно скрестив руки на груди, меня ждал профессор. При моем появлении он слегка прищурился, насмешливо искривил губы и спросил:
– Ну? Приказать тебе раздеться или покажешь свои шпаргалки сама?
Я в буквальном смысле вытаращила на него глаза.
– Чего? Вы с ума сошли?! Какие шпаргалки?! У меня же память обострилась от вашего эликсира молодости – все, что учила вчера, все помню! До последнего слова!
Он наклонил голову набок, оценивая меня.
