Через неделю случилась еще одна история. Ко мне под покровом вечера, улучив момент, подошла девочка, единственная, которая мне нравилась из отряда. Ее звали Неля Орджоникидзе, родная внучка Серго Орджоникидзе, очень интеллигентная. И она мне сказала:
– Не обижайся на них. Они все друг перед другом выступают. Но они неплохие ребята. У нас так принято, в нашей культуре все по-другому.
Она меня поддержала, мы договорились, что она будет иногда подходить. Да и ребята немножко смягчились, задевали уже меньше. Видимо, они впечатлились моей стойкостью, но все равно жить с вечными издевками было очень трудно. Я могла написать родителям, чтобы меня забрали. Первые два-три дня меня посещала такая мысль, но потом она ушла. Я поняла, что должна решить эту проблему сама. У меня был огромный запас любви и силы. Я понимала, что меня ждет мой город, мои друзья и дом, мне есть на что опереться. И в «Артеке» это тоже я, тоже моя жизнь. Оказалось, что жизнь бывает и такой. Но несмотря на то, что я готова была принять и этот опыт, мне очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось.
К нам должен был приехать, не поверите, Фидель Кастро! Нас начали готовить к приезду большой кубинской делегации. В «Артек» и до этого приезжали иностранцы, нас все время инструктировали, что нельзя попрошайничать, клянчить шариковые ручки и пакеты, хотя мы вообще не знали о существовании шариковых ручек. Но когда говорят, что не надо попрошайничать, то все начинают это делать. Ребята из Германии, Чехословакии, какие-то взрослые люди, которые рассказывали нам про социализм и коммунизм, привозили большое количество шариковых ручек. У меня хватало гордости не подходить, не просить, не брать. Но тем, кто их выклянчил и у кого они были, завидовала ужасно! Представляете, какая ценность была шариковая ручка или пластиковый пакет?
В связи с предстоящим визитом Фиделя Кастро нас всех собрали на стадионе. Было холодно, дождь, ветер. Мы в шортах (мне их все-таки поменяли) должны были стоять и кричать речовки в честь Фиделя Кастро. Я запомнила их на всю жизнь, потому что надо было кричать много-много раз: «Патрио о муэртэ!», «Патрио о муэртэ!» – «Родина или смерть!».
Кричала я очень громко, сорвала голос и сильно простудилась. На следующий день поднялась температура 38 с лишним, меня увезли в изолятор. И вот там у меня началось счастье. Меня там никто не обижал. Там я познакомилась с прекрасной девочкой Таней, с которой мы очень подружились. Я мечтала только об одном – чтобы моя ангина продлилась подольше. И она длилась долго – две недели.
Когда я вернулась в отряд, выяснилось, что нам сменили вожатую. Сейчас я думаю, что дедовщина по отношению к вожатой была ничуть не меньше, чем по отношению ко мне. Вместо нее появился новый вожатый, мужчина, который тоже с трудом справлялся. Короче, меня не стали возвращать в мой отряд, отправили в какой-то другой и предложили продлить мое пребывание в «Артеке» на те две недели, что я была в изоляторе. Я торжественно отказалась, потому что очень хотела домой.
В новом отряде я ни с кем не подружилась. А с Нелей Орджоникидзе и мальчиком из нашей Нижегородской (тогда Горьковской) области мы очень долго потом переписывались (тогда были только письма). С Нелей – лет 10, потом как-то потерялись.
А после смены мы нашей веселой чудесной компанией ехали домой. И я была довольна собой, но… когда поезд приехал и на перроне я увидела папу с цветами, то вышла и разревелась. Он вообще ничего не понял, потому что я писала, что у меня все отлично. А на перроне стояла, обняв его, и плакала. У него вся рубашка была мокрая, он не шевелился, ни о чем меня не спрашивал.
