Лора? – голос Дэвида предательски дрогнул.
Девочка медленно повернула голову. Слишком медленно. Как будто каждое движение давалось с усилием. Когда ее лицо оказалось к нему, Дэвид увидел, что губы Лоры двигались не синхронно со словами:
Мы играем в "отдай-возьми", папа. – Голос звучал механически, будто заученная фраза. – Аннабель говорит, что скоро моя очередь.
Дэвид почувствовал, как по спине побежали мурашки. Аннабель, которую Лора не трогала с утра (он точно помнил, что она лежала на полке), теперь держала в руках ту самую зубную щетку, исчезнувшую утром. Но страшнее всего было ее лицо – фарфоровые щеки блестели от свежих слез, которые продолжали медленно стекать, оставляя темные дорожки на красивом платьице.
Внезапно Лора резко дернулась, словто выходя из транса. Ее глаза наполнились настоящим, детским страхом.
Папа? – ее настоящий голос звучал слабо и испуганно. – Я… я не помню, как оказалась здесь…
В этот момент Аннабель упала на бок с глухим стуком. Ее голова повернулась на 180 градусов, и стеклянные глаза уставились прямо на Дэвида. Из приоткрытого рта куклы показался кончик чего-то розового и влажного, напоминающего настоящий язык.
Ночные гости
Дэвид проснулся от резкого стука, впившегося в его сознание как гвоздь. Это не был обычный ночной шум старого дома – звук повторялся с методичной точностью, будто невидимая рука выбивала в стену четкие, ритмичные удары. Он замер, прислушиваясь, и сердце его бешено заколотилось, когда мозг автоматически расшифровал знакомую последовательность:
Точка-точка-точка… тире-тире-тире… точка-точка-точка.
SOS.
Он вскочил с кровати, холодный пот стекая по спине. Рука автоматически схватила фонарик с тумбочки, но когда он нажал на кнопку, свет оказался слишком слабым, будто что-то поглощало его энергию. Желтоватый луч дрожал в его дрожащей руке, когда он шагнул в коридор.
Воздух был густым, тяжелым, словно дом дышал вокруг него. Стук становился громче с каждым шагом, явно доносясь из комнаты Лоры. Дверь была приоткрыта – он точно помнил, что закрыл ее на ночь.
Когда он толкнул дверь, та скрипнула неестественно громко, будто предупреждая кого-то внутри. Луч фонаря выхватил из темноты кошмарную сцену:
Лора стояла на кровати, босые ноги в пыли, будто она ползала по полу перед тем, как встать. Ее ночная рубашка была испачкана, волосы всклокочены, а пальцы сведены судорогой. Но страшнее всего было то, как она замерла – неестественно неподвижная, словно марионетка на невидимых нитях.
На стене над изголовьем кровати зияла свежая надпись, будто выцарапанная чем-то острым:
«ПОКОРМИ НАС»
Буквы были неровными, с кровавыми подтеками по краям, словно тот, кто их оставил, рвал ногти в процессе. Штукатурка вокруг надписи покрылась паутиной трещин, расходящихся во все стороны.
Но самое ужасное ждало его, когда луч фонаря наконец упал на лицо дочери.
Ее глаза…
Они были совершенно черными. Не просто расширенными зрачками – вся глазница превратилась в бездонную пустоту. Ни белка, ни радужки – только глянцевая чернота, отражающая свет фонаря странными бликами, будто под поверхностью что-то шевелилось.
Лора? – его голос сорвался на шепот.
В ответ губы девочки растянулись в улыбке, слишком широкой для детского лица. Из приоткрытого рта показался пар – теплый, живой, контрастирующий с ледяным воздухом комнаты.
Мы голодны, – произнесла Лора, но голос был слишком низким, слишком грубым, будто десятки других голосов говорили через нее.
