Мышление третьего тысячелетия. Поиск смысла в мире бессмыслицы - страница 10

Очевидно, какими бы ни были преимущества эпистократии, ей, несомненно, свойственны тревожащие характеристики, и мы обсудим это ниже. И все-таки как работать с учеными, не наделяя их слишком широкими полномочиями? Роль ученых по отношению к нам нельзя приравнивать к роли владельцев фермы: мы не хотим, чтобы нами управляли, словно овцами. Мы не желаем, чтобы ученые имели над нами власть, на которую мы не соглашались. Мы хотим самостоятельно контролировать ценностные аспекты своих решений. И если ученые захотят повлиять на наш выбор, им придется нас в нем уверить – объяснить обнаруженные факты и продемонстрировать, какие методы применялись для обеспечения объективности результата, и уже тогда мы сможем решить, насколько это все убедительно.

Это означает, что все – как ученые, так и неспециалисты – должны иметь некоторое представление о методах, используемых исследователями для того, чтобы делать выводы, и неудивительно, что это те же методы, которые мы уже называли важными при выборе надежных экспертов. И, как мы уже говорили, это не какие-то тайные знания: мы все можем им научиться, и это одна из целей данной книги.

А что, если мы переоценим роль автономии в процессе принятия решений? Этот режим отказа включается, когда тонкий баланс между составляющими решения превращается в выбор «либо-либо»: «Вы можете либо отказаться от свободы, передав ее технократам, либо сохранить ее, отказавшись от их так называемых экспертных знаний, и проводить свои собственные исследования». Это, к примеру, закончится тем, что вы проведете пару сотен часов за просмотром видео на YouTube и отбором информации, которая покажется вам «похожей на правду». Конечно, проблема в том, что это «похожее на правду» может с одинаковой вероятностью оказаться как верной, так и фатально ошибочной информацией. У нас есть предубеждения, которые, например, заставляют нас доверять заявлениям особенно харизматичных личностей или верить историям, подтверждающим уже имеющиеся у нас предрассудки или демонизирующим людей, которые нам не нравятся. (Мы обсудим когнитивные искажения более подробно в последующих главах.) Когда мы руководствуемся здравым смыслом в попытках определить, что «похоже на правду», наша слепота к собственным предрассудкам приводит к уязвимости перед ошибками – порой даже фатальными. Мы словно атакуемая армия, у которой отключен радар: мы просто не знаем, от чего защищаться.

Иной режим отказа включится, если мы неправильно поймем, как сделать так, чтобы во время принятия решения наши коллективные и индивидуальные ценности были надлежащим образом сопоставлены с экспертными знаниями. Мы настаиваем на том, что компетентные ученые не должны вмешиваться в обсуждение ценностей. Конечно, нам бы очень хотелось, чтобы ученые, работающие над определенной проблемой, задумывались о том, как будут использоваться результаты их исследований и – как, например, в случае с атомной бомбой – должны ли они использоваться вовсе. На самом деле мы надеемся, что хорошая научная подготовка поощряет такое этическое мышление. Мы не хотим, чтобы ученые редактировали геном человека или считывали человеческий мозг, не задумываясь о последствиях – как хороших, так и плохих. Итак, более развернутая трактовка нашей цели заключается в том, что мы хотим отделить фактические изыскания ученых от проявлений их житейской мудрости по поводу ценностей, о которых идет речь, поскольку мы хотим видеть в них в первую очередь