Мышление третьего тысячелетия. Поиск смысла в мире бессмыслицы - страница 11

Примеры режимов отказа системы не ограничиваются тремя, описанными выше: существуют всевозможные сценарии, при которых нарушается хрупкое равновесие между экспертными знаниями, ценностями и автономией. Когда мы принимаем решения, коллективно или индивидуально, часть нашей задачи – внимательно следить за этим балансом, а также за процессами, приводящими к определенному выбору. Интересно, что здесь также есть место экспертным знаниям. В частности, знания, необходимые для понимания (иногда демократического) процесса принятия общественно значимых решений и для изучения последствий предлагаемой политики для общества, нередко сами по себе являются еще одной формой научного мышления. Как мы увидим, идеи и наработки из социальных наук могут быть невероятно полезными для того, чтобы определить, как организовать совместное принятие решений. Можно улучшить способы принятия решений в обществе, чтобы аргументы и предпочтения каждого имели должный вес.

Подобные экспертные знания могут также быть особенно важными для признания таких ценностей и целей, о которых раньше у нас имелось лишь смутное представление, но которые кажутся полезными и даже необходимыми для принятия решений, как только их удается сформулировать. Например, оказалось полезным затронуть вопрос о разных временных масштабах, в рамках которых социальная политика начнет приносить плоды, и о том, какое значение мы придаем текущим интересам современного населения по сравнению с интересами людей, которые будут жить через тридцать лет (или даже через тридцать поколений).

В конечном итоге, принимая все эти решения, от персональных до общественных, – мы делаем ставки. У нас редко есть гарантия правильности нашего выбора. Эта сторона процесса принятия решений тоже выиграет от применения подходов научного мышления, которые мы обсудим в последующих главах, в особенности методов «вероятностного мышления».

Все, о чем мы говорили в этой главе, также базируется на идее, что существует единая, одинаковая для всех реальность, и что наука может показать, как исследовать ее устройство. Но почему следует думать, что наука рассказывает о внешнем мире, который для всех одинаков? Почему следует считать, что удивительный мир, о котором рассказывает наука – с его крошечными частицами и силами, далекими галактиками, электромагнитным излучением, скрытыми мотивами и резкими изменениями кровотока в мозге, – на самом деле существует, и существует для каждого из нас? Если у нас нет общего мира, совместное принятие решений становится невозможным. И это будет главной темой следующей главы.

Ни для кого не секрет, что по научным вопросам ведутся политические дискуссии. Например, в США люди, придерживающиеся правых взглядов, как правило, считают, что изменение климата не несет больших рисков для человечества; приверженцы левой повестки обычно полагают, что угроза довольно велика. Правые уверены, что ослабление контроля за частным владением оружием не приводит к росту преступности, а левые – что дело обстоит с точностью до наоборот.

Естественно думать, что это объясняется тем, что люди с той или другой стороны недостаточно хорошо разбираются в науке. Люди по вашу сторону баррикад разбираются, а по чужую – нет. Если бы дело было только в этом, тогда прийти к согласию по таким вопросам можно было бы, повысив всеобщий уровень понимания научной информации. Однако социологи обнаружили, что люди, грамотные с научной точки зрения, есть на обоих полюсах политического спектра и что информирования о «фактах» редко достаточно для сглаживания политических разногласий.