– Пря… – донеслось до ушей Бориса.
Тело мастера приземлилось на крышу седана, как на крепкий, увесистый валун, проехалось по капоту и скрылось от глаз Бориса, чья челюсть дрожала, а шею сковало холодом. Он бросил взгляд на пронзительно визжащий, поднимающийся на ноги черный силуэт с дубиной в обеих руках, а затем повернулся и увидел, как второй, срываясь на плаксивые всхлипывания, не спеша заводил хлыст назад, тем самым отрезая юноше путь к отступлению. Сердце Бориса тяжелыми ударами тянуло грудь вниз. Черный купол, ключ от которого сейчас закатился за машину, будучи невероятно просторным, давил на тело невинной жертвы обстоятельств, будто его зажали в массивные тиски.
Молодой человек посмотрел на застывший автомобиль – ни звуков, ни движения, никакой надежды, – его губы искривились от тяжелого дыхания: глотки воздуха были столь жадными. Его глаза потеряли желание видеть безнадегу и тьму вокруг. Скребущий барабанные перепонки визг и тяжелые шаги за спиной приближались, наращивая темп. Он обернулся. Темная фигура, выставив правую ногу вперед, проводила боковой замах дубиной, которая устремилась к красному пятну на голове, оставляя за собой струйки дыма. Тело юноши онемело, он уже был готов к судьбе окоченевшего трупа. Веки медленно опускались вместе с головой.
Вдруг его правая рука поднялась вверх, будто движимая ударом тока. Борис увидел, как из ладони вылетело что-то маленькое и, подобно черной молнии, вонзилось в шею «капюшона». Копну светлых и красных волос взъерошила буйная волна воздуха, которая пронеслась над его макушкой. За спиной засвистели хлысты и полетели ему в голову. Однако звук лавины бьющегося тяжелого стекла приглушил их свист. Неприкрытые икры и лодыжки колол морозный холод, которому неоткуда было взяться посреди лета, но у Бориса не возникло и ничтожного позыва к удивлению.
Он с опаской повернул голову. В толще резного и чистого, как воздух, куска льда краснели острые кончики кнутов, в искаженном пространстве за ними застыл неподвижный черный силуэт. Заглянув за глыбу, которая была высотой с человека, Борис увидел другой айсберг, большего размера, в нем и была заточена та размытая фигура. Колени юноши подкосились, и он схватился за столб льда обеими руками, но сразу отдернул их. Обожженные ладони сунул в подмышки и обошел изваяния. Они напоминали линии электропередач из-за узловатых веревок, которые тянулись от одного столба к другому.
– Невежливо заставлять своего спутника ждать, – донесся скупой на эмоции голос из дальнего угла купола.
Навстречу к Борису уверенно шагал Виктор, на нем не было следов борьбы, грязи, либо иных признаков того, что он кубарем скатился на асфальт. Тату-мастер прошел мимо юноши и, встав перед телом «капюшона» с булавой, жестом позвал молодого человека. На хилой груди поверженного врага, подняв свою головку, сидела знакомая крохотная змейка. Ее сложно было разглядеть из-за нехватки света и черной ветровки, с которой она сливалась. Тяжелое чувство вины давило на горло Бориса. Он присел и протянул правую руку своей спасительнице. Кобра посмотрела на его опущенные глаза, подползла ближе и лизнула ладонь хозяина языком, черным, как ее тельце. Юноша сжал пальцы от сильной щекотки.
– С-спасибо.
– Не стоило, Господин. Все, что у меня есть, – Ваша жизнь, и одна обязанность – служить Вам.
Змейка слилась с кожей Бориса и поползла вверх, скрывшись в рукаве майки.
