Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на спящего Богдана; когда он спит, его лицо расслабляется, и он больше похож на мальчишку, чем на прожжённого бизнесмена. Мне всегда нравилось наблюдать за ним, когда все эти маски слетали с него – тогда я могла видеть его настоящего. Ну или, по крайней мере, воображать, каким бы он мог быть, если бы рос в другой – не «элитной» – атмосфере.
На самом деле я всё чаще ловлю себя на мысли о том, что я до смерти устала – от всего: устала ходить по струнке, боясь осуждения; устала от этих снисходительных взглядов, которыми меня по-прежнему награждали «сливки» общества – будто я всё ещё неказистая девочка с последней парты, недостойная находится среди них; устала держать лицо, потому что меня настоящую этот жестокий мир не примет – здесь нет места слабым. А сегодняшняя встреча с Костей всколыхнула во мне столько эмоций сразу, сколько я за всю жизнь не испытывала, и это было крайне неприятно. Моя надёжная дамба, возведённая целую жизнь назад, угрожающе затрещала под натиском того негатива, который принёс с собой этот наглец.
Поэтому сейчас, в ночной тишине, без свидетелей, мне хотелось просто выдохнуть и почувствовать хоть что-то, что не вызывало бы во мне отвращение к самой себе.
Вернуть на место свою выдержку, например.
Но перешагнуть через себя мне всё же придётся: обе стороны – исключая меня, разумеется – хотят, чтобы мы с Матвеевым наладили отношения и «Стали товарищами», если выражаться словами папы.
Да только тамбовский волк ему товарищ, а не я!
Бо сонно что-то проворчал и перевернулся на бок; ступая на носочках, подхожу к постели и ныряю под одеяло, заползая под его левую руку. Аверин автоматически обнимает меня, прижав к себе, и почему-то от этого хочется расплакаться.
В пять утра привычно звенит будильник; успеваю отключить его до того, как Богдан проснётся и начнёт ворчать. Натягиваю спортивный костюм, хватаю со стола плеер и наушники и спускаюсь на стадион – приводить тело и душу в порядок. О том, что было ночью, стараюсь не вспоминать – всего лишь временное помутнение рассудка; в конце концов, никто не заставляет меня общаться с Матвеевым круглые сутки. Да и город у нас достаточно большой, чтобы не встретиться случайно.
К тому моменту, как я пробегаю свою почти дневную норму – если не считать беготню по офису – принимаю душ и готовлю нехитрый завтрак, Богдан приводит себя в порядок и просто испаряется – та сделка, ради которой они практически легли костьми, всё же состоялась, и он должен был присутствовать на подписании контракта. Так что я приготовилась к тому, чтобы вновь приехать на работу на служебной машине – мы живём вместе, но некоторые вещи по-прежнему не меняются.
Не знаю, в какой момент я поняла, что вселенная надо мной насмехается: когда мне позвонил водитель с новостью о том, что машина сломалась, а прислать другую нет возможности, и мне предстоит ехать на такси; или когда, выйдя на улицу, замечаю на подъездной дорожке чужую спортивную машину – я живу здесь достаточно долго, чтобы отличить «своих» от «чужих».
А когда со стороны пассажирского места опускается тонированное стекло, и я вижу улыбающееся лицо Матвеева, не могу определиться, что меня бесит больше – собственная растерянность, или его информированность о том, где я живу.
– Тебя подвезти? – как ни в чём не бывало, спрашивает он.
Чувствую, что мой рот против воли раскрывается от осознания его уровня наглости.
