Наши лучшие дни - страница 22
Завтра же деньги будут на личном счету Джоны, открытом для него Терренсом, в его фонде «на случай чрезвычайных ситуаций». Фраза Джоне нравилась: заверение, что не все ситуации в его жизни – чрезвычайные. Что эти 326 баксов (теперь уже 366) – они вроде портала в другой мир. Где скудость Джониной жизни не так в глаза бросается.
– Это тебе спасибо. – Вайолет потрогала кружку. Пальцы у нее дрожали. Под лампочкой потолочного вентилятора блики на зеленой глазури конвульсировали подобно эпилептикам. – Какая красота!
Он не мог взглянуть на Ханну, встретить это ее особое выражение лица, и полез в другой шкаф – за цельнозерновыми крекерами.
Ханна мужественно выждала целую минуту.
– Почему бы вам, Вайолет, о себе немного не рассказать?
– Что же рассказывать? – (Джона развернулся к ней, так и не вытянув из коробки целлофановый «рукав» с крекерами.) – Ничего примечательного. Я взрослела… тут неподалеку. На Фэйр-Окс-стрит… На ее северной стороне… – («Она что – адрес назвать боится? – думал Джона. – Точно, боится. Ханна однажды сказала: “Когда капюшон надеваешь, ложное впечатление о себе создаешь”».) – Первым для меня стал Уэслиан[15], ДП[16] я получила в ЧУ. – (Ханна не выносит персонажей, которые направо и налево швыряются аббревиатурами.)
– Что это значит? – вежливо осведомился Джона.
– Ой, извините. – Вайолет смутилась. – Я хотела сказать, что получила диплом юриста в Чикагском университете.
– Страна высоколобых и оторванных от реальности, – выдал Джона. Ханну процитировал. Обе, и Вайолет, и Ханна, густо покраснели.
Вайолет взяла себя в руки первая – ойкнув, вымучила смешок.
– Очень престижное учебное заведение, – прокомментировала Ханна. Предала Джону.
– То есть вы адвокат? – уточнил он.
Вайолет стала совсем пунцовая:
– По профессии – да. Но я сейчас не практикую.
О детях он уже спрашивал, в частности о мальчугане с каштановыми кудряшками (фото попалось ему, когда он гуглил саму Вайолет). Есть и второй малыш, Эли; ему два года, а он уже ходит в подготовительную группу[17] и играет в ти-бол[18]. Джона знал также, что муж Вайолет – крутой адвокат, а сама она (по ее же словам) – «неравнодушная мать, активно участвующая в жизни своих сыновей». Джоне казалось, посыл он верно расшифровал: «Ублюдок в худи со Стьюи Гриффином[19] в мой дом не войдет». Странно, что в Ханнином лице надежда еще не погасла. Лэтроп-хаус, думал Джона, совсем не так уж плох. Отдельным старшеклассникам даже собственные комнаты предоставляют.
– Мои родители и сейчас живут в старом доме. – (Ханна – Джона ведь заметил! – на этих словах оживилась.) – Папа – пенсионер, – продолжала Вайолет, – а мама… у нее свой бизнес. Магазинчик хозтоваров на…
– Так это ей принадлежит «Мэллориз»? Мы обожаем этот магазин. Погодите, Вайолет. Неужто ваша мама – та очаровательная блондинка с парой собак на переднике? Забыла, как порода называется…
– Лабрадоры. Да, это она и есть. Я вот что хочу сказать, Ханна. Я… В общем, мама не в курсе… ну, вы понимаете. Так вот, я была бы вам очень обязана, если бы вы… Ну, словом, я надеюсь…
Из Ханны будто воздух выкачали.
– Разумеется, я вас понимаю, – процедила она.
– Это только на время. Я обязательно… – Вайолет снова принялась дергать свои кольца. – У меня три сестры.
– Три, – повторила Ханна.
Джоне вспомнилась другая ее фразочка – «бесконтрольное размножение».
– Мои родители – католики, – виновато пояснила Вайолет и сразу спохватилась. – Не в смысле – упертые католики, не подумайте. Обыкновенные, среднестатистические – без этого вот фанатизма. Просто о контрацепции понятия не имеют, и все. А вообще люди как люди.