Однако в театр, куда я его пригласила, Осинский пришел с цветами, с которыми я обошлась с ним довольно грубо — передала букет на сцену и договорилась, что больше никогда он не дарит мне цветов. И вообще… У нас же чисто деловые отношения. Или наврал? Встречаться с тобой я не собираюсь! Тогда я ещё собиралась замуж за Антона и была уверена, что я у него единственная и неповторимая.
А сейчас что? Свидание за мой счет?
— Я могу себе это позволить, — выдал мой законный муж про люксовую гостиницу.
Повезло, что не добавил рекламный слоган: мол, я этого достойна! Тогда бы точно познакомился лично с подаренным мне веником. Я ещё вежливо промолчала про деньги, взятые им из кассы моей несчастной фирмы.
Швейцар тоже промолчал — о моем виде. В джинсах и пуховичке я выглядела совсем девчонкой, ещё и раскрасневшейся в теплом душном такси. А вот мой спутник легко проходил фейс-контроль в подобных местах. Не знаю, может у Аркашки и сосало под ложечкой при виде охранников, но такими откровениями муж со мной никогда не делился. За гостиницу заплачено, в этом я не сомневалась, без всякой скидки. Ему дали скидку в другом — разрешили тащить в свой номер всякую шваль типа меня. Положение не обязывает, положение позволяет.
Перед собой я выглядела дурой и со своей внутренней злостью, и с широко открытыми от любопытства глазами: я такого уровня заведения никогда не украшала — ни собой, ни своими цветочными композициями. Осинский же думал, конечно, что я очень довольна. А я искала в себе внутренний резерв пофигизма — уплОчено, получай удовольствие. Ну да, как в оригинале, тоже. Это про ноги… ножницы…
Собственно, ножницы для цветов особенные. Они японские, они требуют любви и смазки, тогда прослужат вечность ; иначе — здравствуй, ржавчина…
Я ведь только пуховик сняла… И довольную маску…
— Можно мне в душ? — попыталась я увернуться от поцелуя.
Не получилось — он вцепился в меня, точно голодная собака в кость. А под одеждой у меня действительно были одни кости и немного кожи, которую следовало погреть в солярии, чтобы избавиться от цыплячьей синюшности.
— Не хочу, чтобы ты пахла кокосом. Ты пахнешь женщиной. Не понимаешь, насколько…
Мы не виделись меньше недели, а казалось… Ну да, когда я первый раз заставила его уложить себя в постель, это тоже было надолго. Тогда я позвонила маме сказать, что не приду домой. А себе я сказала — раз я не нужна Антону, то и он не нужен мне. Ну можно ведь попытаться забыть его с другим. Последний раз мы виделись две недели назад, я звонила, он находил отмазки — говорил завтра, а когда я с утра звонила уточнить время и место, отменял встречу… У него кто-то есть, я перестала в этом сомневаться. Ну пусть и у меня кто-то будет… Почему бы не Осинский…
Почему бы… Не завести любовника — настоящего, который молниеносно отвечает на сообщения, не сбрасывает входящие звонки и не стесняется представить меня начальству. Сделал это на первом же свидании, составив мой образ по общению на разные темы, а не внешнему виду, как Антон. Впрочем, к выбору наряда я готовилась серьезнее, чем к выпускному, перерыв мамин шкаф вдоль и поперек. Ничего не нашла — ни одного классического костюма, пришлось брать платье — вечернее, единственное, которое у мамы было.
— Ты куда собралась? — спросила она, жалея меня, смотрящую на нее глазами загнанной лани, а не кусок материи.
Платье было простое, темно-синее, без рукавов с единственной фишкой в виде ромбов с фиолетовым отливом на юбке в пол.
