Вдруг карета остановилась, Луиза вздрогнула, когда скрипнула дверца, и показался Пьер в желтом свете мутного фонаря. Усталый, настороженный. Он уставился на отца:
— Господин барон, в лес въезжаем. Может, поворотить? — Он помялся, бегло перекрестился: — Боязно до жути, клянусь душой!
Только сейчас Луиза заметила за кушаком старого слуги пистолет и рукоять ножа.
Отец какое-то время молчал. В его зеленых глазах дрожало хорошо различимое беспокойство:
— Я полагал, успеем до темноты… — Он вновь помолчал, сосредоточенно обдумывая. — Некуда поворачивать. До ближайшего жилья дальше, чем до обители. И лошадям нужна вода, иначе уморим. — Он сокрушенно покачал головой: — Надо было в ночь выезжать…
Луиза с замиранием сердца смотрела, как отец вышел из кареты, подалась вперед:
— Куда вы, отец?
Он тронул ее за руку, сжал:
— Не бойся. Я на козлы к Пьеру, чтобы этот старик не спятил от страха. Через какой-нибудь час все закончится.
Луиза осталась одна в полной темноте. Карета тронулась, въехала в чащу. Оставалось лишь молиться, слыша, как ветви скребут по кузову, как скрипит экипаж. Казалось, этот звук разносится по округе, привлекая всю ночную нечисть. Господи, как же страшно… Но ведь отец никогда не был глупым. Упрямым. Вспыльчивым и упрямым, как стадо ослов! Но не безрассудным. Он наверняка уже одумался за это время сотню раз, просто не находил сил признать.
Вдруг экипаж начал набирать скорость. Луиза прильнула к оконцу, но различала лишь едва заметную смазанную рябь деревьев. Не виднелось ни единого просвета. А лошади все разгонялись, карету заносило. Пришлось хвататься за что попало, чтобы удержать равновесие. Сердце колотилось набатом, отдаваясь тягостным предчувствием беды. Что-то стряслось. Может, волки? Даже показалось, что послышался выстрел. И не один. Вдруг карета подскочила, хрустнула, и резко остановилась, завалившись. Судя по всему, слетело колесо.
Луиза затаилась в углу, прислушиваясь. Доносилось лишь конское ржание. Вдруг в оконце ударил яркий свет факела, перекошенная дверца отворилась рывком, и ослепленная Луиза услышала незнакомый мужской голос:
— Прошу, мадам.
4. 4
Луиза замерла, даже перестала дышать. Не знала, отозваться или затаиться. Она ясно понимала, что перед ней чужак. Тогда что это были за выстрелы, и что с отцом? Со старым Пьером? От ужаса сердце съежилось, заколотилось.
— Прошу, мадам, — в голосе слышалось нескрываемое нетерпение. Незнакомец едва сдерживался, и лишь чудо предостерегало его от грубости. — Не заставляйте меня быть неучтивым. Ну же, выходите!
В салон протянулась рука, обтянутая грубой черной перчаткой. Луиза нервно облизала пересохшие губы. Ее бросало в жар, точно обдавали кипятком. Ничего не оставалось, кроме как принять эту предложенную руку. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что с отцом все в порядке. Но она не хотела показывать свой страх.
Луиза сделала глубокий вдох, выпрямилась, задрала подбородок. Оперлась на предложенную руку и ступила на перекошенную подножку. Почти вслепую вышла из экипажа, потому что в глаза бил яркий свет факелов. Она бегло осмотрелась. Двое с факелами, еще двое вцепились в брыкающегося отца. И главарь… Итого пятеро, если кто-то еще не скрывался в темноте. Пьер лежал на земле, и сердце кольнуло от ужасной мысли, что старик убит, но тот, кряхтя, завозился. Скорее всего, ранен…
Подавший руку незнакомец был крепким, коренастым, с загорелым выбритым лицом под широкополой шляпой. Не слишком молод, но и далеко не стар. Его одежда оставляла желать лучшего, тем не менее, на боку висела шпага. Луиза хотела что-то сказать, но от страха не могла выдавить ни слова. Лишь косилась на отца, который в ужасе замер. Чужая лапища зажимала его рот.
