Колька замер. Куст какой-то неправильный, но он растёт на кладбище, а значит, должен поддаваться магии смерти. Есть целый ряд таких растений, и для каждого есть своё особое заклинание.
Насколько позволяли ветки, Коля огляделся. Тонкие прутики, ломкие на вид, но на деле крепче стали. Редкие короткие колючки, крючковатые отростки-пальцы. А какая высота стеблей? Коля посмотрел наверх – и обвис на ветках, сдаваясь. Прямо над ним ехидно покачивалась чёрная ягодка с просвечивающейся красной сердцевиной.
Могильник. Куст так прозвали не только потому, что растёт на могилах – этот куст опутывает жертву, обычно зазевавшихся птиц или грызунов, и удерживает бедняг до смерти, а потом питается эманациями смерти. Магию он впитывает, ножи тупит и ломает. Если увяз, то спасения нет. Могильник сводит своих жертв в могилу.
Дед визжал и шаркал ногами по сухой листве, сова у-фукала, клюв стучал, костистые крылья хлопали. Над головой сияла полная луна на возмутительно безоблачном небе. Идеальная ночь для сбора могильника, но никак не для того, чтобы самому стать удобрением!
Колька мысленно настраивался на то, чтобы вернуться привидением и всё-таки признаться Саше в любви. Её новый адрес он, конечно, не узнал, но у него на это будет вечность. В конце концов, не зря же она ему бутерброд подарила!
Рядом что-то захрустело. Коля сообразил, что больше ничего не визжит, не стучит и не хлопает, и открыл глаза. Рядом что-то ела ожившая кобыла. С непередаваемым удовольствием на морде она на глазах изумлённого Кольки откусила ветку могильника и принялась пережёвывать. Колька икнул.
Сбоку к кобыле подбирался Кречен. Когда оставалось меньше пары шагов, он взвизгнул, подпрыгнул и вцепился кобыле в бок. С урчанием он принялся отгрызать изрядно подгнившие бока.
Кобыла не обратила ни малейшего внимания на едока и снова захрустела.
Луна светила, Колька висел меж ветвей, кобыла хрустела, Кречен ужинал. Не хватало только Стешки.
Стоило подумать про сову, как она подала голос с ближайшего дерева, пару могил левее.
– У-фу! У-фу?
Кольке в крике Стешки послышался вопрос. У неё под лапой что-то дрыгалось и пищало.
– Нет-нет, спасибо, не стоит, я уже ужинал, – горячо заверил заботливую сову Колька.
– У-фу, – недовольно буркнула Стешка, мол, как хочешь, и принялась за еду.
Перед самым рассветом объевшийся Кречен плюхнулся на землю, а кобыла, не заметив, наступила сверху копытом. Дед визжал, кричал, голосил, грыз лапу, но копыто продолжало прижимать его к земле. Так и застали первые солнечные лучи жуткого кладбищенского демона, а со вторым лучом Кречен осыпался прахом.
Колька, разбуженный воплями, потёр глаза. Горстка пепла под ногой кобылы, на которой теперь было гораздо больше костей и меньше мяса, сонная Стешка на спине у лошади, облачка на голубеющем небе – столько поводов радоваться и наслаждаться жизнью!
Колька потянулся и понял, что свободен! Он подрыгал ногами, покрутил руками, проверил голову – всё на месте. Кобыла с сожалением посмотрела на последнюю хилую веточку и, подумав, захрустела.
Всё хорошо, только ягод могильника нигде не было – они вместе с ветками пропали в желудке павшей лошади.
От досады Колька стукнул кулаком по земле. Столько усилий и риска, и всё впустую!
Обратно Колька брёл пешком, сытая кобыла ковыляла следом на поводу, Стешка дремала на лошадиной спине, запустив когти в рёбра.
В животе у кобылы заурчало. Раздался характерный звук, и на дорогу шлёпнулась лепёшка.
