Между тем научно-технический прогресс, на который возлагалось столько надежд в светлом социалистическом прошлом, внезапно проявил свои антигуманные достижения в немытой капиталистической России. Как-то незаметно оказалось, что литейные цеха, напоминавшие запахом, температурой и освещением мини-копию Ада, были ликвидированы, самая распространённая профессия России – грузчик – понесла большие потери, на шахтах появились новые проходческие комбайны, и даже сбор пустой стеклотары более не приносил столь значительных доходов, как это было в советское время и в раннюю эпоху легализации бомжей и начала ваучерной приватизации. Много ручного труда осталось в строительстве, но и там появились новые средства малой механизации, о которых домашние мастера, ремонтировавшие квартиры собственными силами, ранее могли только мечтать.
Неожиданности принёс с собой научно-технический прогресс. Под суровым взглядом частных охранных агентств и прицелом шпионских телекамер, рамок с металлоискателями, установленных на проходных, существенно сократилось поголовье несунов. Пьянство на рабочем месте, столь популярное среди класса-гегемона, тоже стало терять свои позиции, перемещаясь в кабинеты топ-менеджмента, да и там происходили уж совсем фантастические для недавнего советского директората вещи. У начальства в баре подолгу стояли крепкие спиртные напитки, по нескольку бутылок, иногда початых – и всё это не требовало немедленного употребления вплоть до полного изнеможения. Впрочем, конечно, такое возмутительное положение наблюдалось не везде, отнюдь не везде, оставляя надежду на сохранение традиций.
Изменилась и торговля. Василий Иванович, воспитанный на представлениях о дефиците и товаропотоках с заднего крыльца, был удивлён разнообразием типов, видов, марок, размеров и упаковки того, что покупало население. Оказалось, что едва ли не главным полезным действием в его работе была кодификация и поддержка электронного учёта всего этого изобилия. Сама база данных обобщённого «склада» торговой фирмы велась рядовыми работниками, однако Черняеву приходилось их постоянно контролировать, сверяя данные документального и электронного учёта, что его несколько нервировало. Он начинал чувствовать себя бухгалтером, а Василий Иванович по старой советской привычке не любил людей этой профессии.
Но главное, что изменилось, – это соотношение рабочего и свободного времени. Василий Иванович внезапно обнаружил, что ни о какой одной трети не может быть и речи, – он проводил на работе по 10-12 часов ежедневно, прихватывая выходные. Однако что он такого делал в эти часы присутствия? На шахте он учил, а потом следил за качеством работы крепильщиков и забойщиков, не гнушался мелких ремонтов оборудования, участвовал в регулярных совещаниях по планированию проходческих работ и каждый вечер отхаркивал из лёгких угольную пыль. Здесь же кроме ежедневного подведения баланса «получено-отпущено» основной работой Черняева стали разговоры. И он всё время должен был быть «под рукой» у начальства, которое могло внезапно решить «посоветоваться». Черняев сначала очень нервничал, ему даже снились коммерческие диспуты, именуемые в народе разборками. Но потом он привык, вошёл в курс дела и решил, что был прав, когда думал про торгашей, что все они – бездельники. И проходимцы в квадрате, само собой разумеется.
Постепенно Василий Иванович понял, что его нынешняя работа представляет собой определённый образ жизни среди относительно замкнутого круга людей. В советское время таким образом жили работники спецслужб, милиционеры и адвокаты, но воочию с этими людьми героических профессий Черняев не сталкивался. Ранее Василий Иванович общался на работе с одними людьми, на отдыхе – с другими, кроме того, были ещё соседи по двору (впрочем, тоже связанные с угледобычей), друзья по институту, многочисленная родня, как его собственная, так и его жены. Всё это были разные пласты жизни, достаточно слабо пересекающиеся друг с другом. Сейчас же он практически не встречался с прежними друзьями и родственниками и не испытывал по этому поводу сожалений.
