– Тѐтка, – лаконично ответил дед.
– Понятно, – вздохнула мать. – Если не найдешь, где
заночевать, – она убедительно посмотрела на меня, –
просись к добрым людям в крайнюю избу. Авось не откажут… – наставления еѐ все сыпались и сыпались. – Когда тебя не возьмут, с завода выйдешь – сразу домой чеши, по городу смотри не блуди там!
– Возьмут меня.
Мама не слушала.
– Как он добираться до города будет? – она снова посмотрела на деда. – 220 километров! Не заблудился бы!
Дед опять повернулся ко мне:
– Наши деревенские бабы собираются идти под
Горький окопы копать. Вот с ними и иди.
Мать захлопнула сундук, посидела на нѐм с минуту в
раздумьях, вновь открыла и достала бекешу, которую
отец надевал только на праздники, тряхнула еѐ и накинула мне на плечи.
– Не возьму, – решительно отказался я от дорогого
подарка. – Отец сам вернется.
– Конечно, вернется! А пока ты поносишь.
– Мам… Да что ты, будто в Якутию меня готовишь…
– Держи, сказала! Впереди зима, да неизвестно ещѐ,
где спать придется!
Убеждая себя, что никакой дурной приметы в том,
что я заберу себе любимую вещь отца, не будет, я взял
бекешу.
Хуже всего дело обстояло с обувью. С сожалением я
обнаружил, что мои прекрасные ботинки, купленные в
прошлом году отцом на базаре, тоже стали малы за лето.
– Придѐтся отдать, – с сокрушением сказала мать.
– Ты погоди пока отдавать, – резонно заметил дед. –
Неизвестно еще, на сколько война затянется…
Мать припрятала мои боты подальше в чулан и достала старые отцовские ботинки, но они уже никуда не
годились.
– Каши просят! – прокомментировал дед. – Надо новые покупать! В дырявых ботинках далеко не уйдешь.
Это стало самой большой проблемой в моих сборах.
В магазине – пустые полки. Обуви, мыла, тканей и прочих непродовольственных товаров в деревне не было вообще. Тот, кто был половчее, наладил обмен с городскими: «им – картошку, себе – всего понемножку». Остальные обходились чем могли или пытались раздобыть необходимое на воскресном базаре.
В воскресенье дед достал из подпола жестяную баночку из-под чая, в которой хранил все свои сбережения,
и пошел на базар.
Базар пустовал. У самого входа, там, где раньше роилось больше всего продавцов и покупателей, стояли
всего несколько озябших человек. С начала войны цены
на рынках области выросли в 13 раз. Никто уже не мог
купить ставшие безумно дорогими товары, да и продавать стало нечего. Торговля встала.
У одного из продавцов дед заметил несколько пар
ботинок. Повертел в руках пару, примерно подходящую
мне по размеру.
– Почем ботинки?
– 1600.
Деду показалось, что он ослышался.
– Сколько??
– 1650. Еще раз переспросишь – будет 1700…
– Да как же так, сынки? Весной же они стоили 90
рублей? – едва смог выговорить он. – Мне внука в город
собрать надо…
– Проваливай, не задерживай очередь! – грубо ответил мужик, хотя кроме деда никто ботинками не интересовался. Дед отошел.
Вернувшись домой, он достал свой старый добрый
ножик, пошел нарезал лыка и за один вечер по старинке
сплѐл для меня лапти. Лапти вышли что надо – удобные,
прочные и аккуратные.
В этих лаптях через день я стоял в компании женщин, которые отправлялись копать окопы на линии обороны под Горьким.
* * *
Никогда и никуда, кроме соседних деревень, не ездил я
раньше. Даже мама никогда не была в городе. Наверное, поэтому мой отъезд стал для нашей семьи таким событием.
Мама приготовила особенное блюдо – мармелад из
свеклы. Он был почти такой же сладкий, как сахар, по
