Нежна и опасна - страница 55





— А, сер­дце, зна­чит, те­бе не жал­ко, — под­ко­лол Олег и об­ра­тил­ся к про­дав­щи­це: — Два ко­фе, два сер­дечка и пять ко­робок мар­ци­пана с со­бой, по­жалуй­ста.

Мы се­ли за сто­лик в уг­лу со сво­ими чаш­ка­ми и та­рел­ка­ми. Олег вы­тащил из кар­ма­на сло­жен­ный вчет­ве­ро лист бу­маги и про­тянул мне. Я взя­ла и спро­сила:

— Это мне? Что это?

— Это пись­мо тво­его от­ца. Он на­писал его не­задол­го до смерти. Оно ад­ре­сова­но те­бе.

27. 27. Черничная любовь

Я уви­дела, как мои паль­цы зад­ро­жали.

— От­ку­да вы его взя­ли?

— Оно хра­нилось в ма­тери­алах де­ла. Я про­читал это пись­мо в и­юне, ког­да ез­дил в Пет­ро­заводск, но тог­да мне не раз­ре­шили сде­лать ко­пию. А два дня на­зад я до­бил­ся раз­ре­шения, и мне прис­ла­ли скан.

Я бо­ялась раз­во­рачи­вать лис­ток.

— Там что-то страш­ное? — ти­хо спро­сила я. — По­чему вы не от­да­ли его на ях­те?

— Я хо­тел дать те­бе воз­можность про­читать его в оди­ночес­тве, а на ях­те слиш­ком мно­го на­роду. — Он под­нялся со сво­ей чаш­кой и по­куп­ка­ми. — Най­дёшь ме­ня на тер­ра­се за уг­лом. Не то­ропись, я по­ка по­курю и выпью ко­фе.

Я не ус­пе­ла от­ве­тить, как он вы­шел из ка­фе. По­коле­бав­шись нес­коль­ко се­кунд, я ос­то­рож­но раз­верну­ла пись­мо.

«Лю­бимая моя де­воч­ка…»

Сер­дце зас­ту­чало, в но­су за­щипа­ло.

Как он мог пи­сать та­кие неж­ные сло­ва пос­ле то­го, как убил мою мать?! Или Олег был прав, и мой отец не­вино­вен? Я по­ложи­ла лис­ток на стол, раз­гла­дила его и на­чала чи­тать.

«Лю­бимая моя де­воч­ка! На­вер­ное, ты ме­ня не пом­нишь. Ты бы­ла слиш­ком ма­лень­кой, ког­да твоя ма­ма по­гиб­ла, а ме­ня осу­дили за её смерть. Но ес­ли вдруг ты ме­ня пом­нишь, то, ско­рее все­го, не­нави­дишь. Мне не­выно­симо об этом ду­мать. Я пи­шу это пись­мо не за­тем, что­бы оп­равдать­ся. Я прос­то хо­чу рас­ска­зать прав­ду.

Мне бы­ло трид­цать лет, ког­да я уви­дел Ка­тю, а ей — все­го во­сем­надцать. Она за­кон­чи­ла шко­лу и тор­го­вала ры­бой, гри­бами и яго­дами на трас­се. Я каж­дый день что-ни­будь у неё по­купал, по­ка од­нажды она не ска­зала: «Се­рёжа, я знаю, за­чем ты сю­да хо­дишь». Я спро­сил: «За­чем?», — а она от­ве­тила: «Что­бы на ме­ня пос­мотреть, по­тому что ник­то из мес­тных не ста­нет по­купать ры­бу, ко­торую мож­но бес­плат­но пой­мать в озе­ре». Я по­нял, что она пра­ва, и пе­рес­тал хо­дить. Я был же­нат, у ме­ня был сын де­сяти лет. Я не хо­тел раз­ру­шать семью.

Я про­дер­жался две не­дели, а по­том сно­ва по­шёл к Ка­те. В тот раз она про­дава­ла чер­ни­ку в ба­ноч­ке и вя­леную плот­ву. Я спро­сил: «А ты раз­ве не лю­бишь чер­ни­ку?». Она ска­зала, что лю­бит, но яго­ды в ле­су ма­ло и вся идёт на про­дажу. Это был де­вянос­то вось­мой год. Все пы­тались как-то вы­жить. Тог­да я ку­пил у неё чер­ни­ку и по­дарил ей. Ска­зал, пусть съ­ест всю ба­ноч­ку на мо­их гла­зах. Я сел на обо­чину шос­се и смот­рел, как она кла­дёт в рот по од­ной ягод­ке и жму­рит­ся от удо­воль­ствия. По­том она бро­сила свой при­лавок и се­ла ря­дом со мной на тра­ву. Выт­ряхну­ла из бан­ки пос­ледние яго­ды и про­тяну­ла мне: «Поп­ро­буй, Се­рёжа, она та­кая слад­кая». Я взял Ка­тину ру­ку и на­чал есть гу­бами с ла­дони. А по­том ос­ме­лил­ся и по­цело­вал за­пач­канные со­ком паль­цы, а по­том по­цело­вал Ка­тю в гу­бы, и она ме­ня не от­тол­кну­ла. Мы си­дели на обо­чине в жар­кий лет­ний день и це­лова­лись це­лый час, и ни од­на ма­шина не про­еха­ла ми­мо нас. А, мо­жет, и про­еха­ла, но мы не за­мети­ли».