— Сама возьму… в шкапе, — хмыкнула Ника, мелкими шажками пробираясь к выходу. Узнать бы только, где тот шкап.
— Да подам я, подам, — не смолчала раскрасневшаяся Хенни, поправляя съехавший на лоб чепец. — Я ж семижильная. Вы, хозяйка, мне ещё два месяца назад обещали нанять в услужение расторопного мальчишку. Всё обещаете, обещаете и не делаете. Я говорила вам о младшем сыне бочкаря, помните? Ладный такой мальчишка, шустрый. Сейчас бы за огнём приглядел, торфа бы поднёс, воды набрал, ковёр раскатал.
Госпожа Маргрит, не оборачиваясь и продолжая перебирать рисовую крупу, спокойно ответила:
— Ты, верно, позабыла, Хенни, что я тогда тебе ответила и что ты сказала.
— Что… сказала? — через плечо бросила служанка.
— Забыла, — вздохнула госпожа. — Я сказала, что нанять мальчишку можно хоть сейчас, но, поскольку он станет делать часть твоей работы, о которой мы договаривались и за которую Якоб платит тебе жалованье, ты будешь получать меньше ровно настолько, насколько станешь меньше работать. Разве не так было сказано?
Хенни чихнула, вытерла нос полой передника и вздохнула:
— Так-то оно так, — замолчала, покачала головой и, заглянув в утятницу, добавила: — Как-то работы больше становится. Вроде всё как всегда, а чтобы всюду поспеть, я спать меньше стала. Не могу понять почему. Прибавили бы к жалованью пять стюверов* что ли. Вот упокоившийся хозяин, мир праху его, — Хенни поспешно перекрестилась, — мне к каждому празднику гульден давали.
Ника перекрестилась следом за служанкой, да так ловко, будто всю жизнь именно это и делала. Присматривалась к Хенни. Высокая, крепкая, с большими сильными руками она была девица деревенская, слабой и измождённой не выглядела — кровь с молоком.
Перекрестилась и госпожа Маргрит:
— Ты знаешь, в каком положении мы находимся после смерти господина Лукаса, упокой, Господь, его душу. Не один раз говорила тебе искать другое место. Письмо рекомендательное дам хорошее.
— Привыкла я к вам, хозяйка. Люблю вас всей душой. По осени будет десять годков, как служу вам.
Ника отметила, что за десять лет служанка не только успела узнать всю подноготную семьи Ван Вербумов, а и стала им почти родной. Она была у двери, когда услышала за спиной голос госпожи Маргрит:
— Руз, давай-ка, помоги нам. Постели на скатерть дорожку белую кружевную, мою любимую, поставь китайский сервиз, расставь бокалы.
— Накрыть на пять человек? — обернулась Ника. — Кто придёт с господином Ван Деккером?
— Якоб не сказал, но предупредил, что гость будет именитый, из Амстердама. Кого ещё может привести к нам на обед господин губернатор, если не себе подобного? — улыбнулась мама.
¤
Сидя перед очагом на корточках, Ника жгла бумаги — сминала их и одну за другой бросала в ярко горевший в горшке торф. Торопилась, словно в дверь стучали законники, позвякивая наручниками и гремя кандалами.
— А что это вы делаете? — раздалось над её головой.
От неожиданности Ника вздрогнула и чуть не села на попу. Хенни подкралась неслышно и с любопытством смотрела на скатанные в шары бумаги, лежавшие сбоку от молодой госпожи.
— Много будешь знать, совсем перестанешь спать, — пробурчала Ника.
Хенни поджала губы и, громко стуча подошвами деревянных башмаков, направилась к буфету. Из нижнего ящика достала кружевную дорожку и постелила по верху ковровой скатерти.
— Завтра я пойду с тобой на рынок, — сказала Ника. Очень хотелось посмотреть на горожан и город эпохи Возрождения. От предвкушения и волнения подрагивали пальцы рук.
