– Да кто ты? Не знаю тебя, – Раска принялась толкать от себя здорового парня.
– Знаешь, – отпустил, улыбнулся да светло так, будто в отраде искупался. – Олег я, из Шелепов. Ты меня в клети прятала. Давно было.
А у Раски сердце занялось: вспомнила Олежку, какого привела в дом студеной зимой, грелась об него долгой морозной ночью.
– Ты ли? – не знала Раска, рыдать иль смеяться. – Живой, здоровый. Я думала, пропал. Помнила что обещал вернуться, потом забыла, явь неотрадная заставила.
– Помнила она, надо же, – Тихий снова улыбался, опять потянулся обнять. – К тебе ехал, а застал пепелище. Сказали, сгорела ты. Раска, не бойся ничего, не выдам. Коли ты спалила дом, так тому и быть. Жива, и я тому рад.
– Не я палила, – пнула парня. – Чего ты жмешься-то ко мне?
– Сердитая, – Хельги отступил, руки поднял, улыбался белозубо. – Говоришь, не ты? А кто?
– Сам загорелся, – Раска кулаки сжала крепко.
– С того ты горбуньей обрядилась и бежала через лес? Раска, сказал, не выдам. Должен я тебе, а долг платежом красен.
– Опять прилип, – ворчала. – Не я палила. Меня и в дому-то не было, сбежала. В лесу ночевала. А горбуньей шла, чтоб вот такие как ты не донимали.
– Чего сбежала? Тётка твоя злая выгнала? Помню ее, за косу тебя таскала, – взор Хельги продернулся злой изморозью.
Раска отступила на шаг, разумев, что не потешник перед ней, а вой – сильный и лютый.
– Хельги, спаси бо. Довез меня, не прогнал. Нет на тебе долга, а какой был, так ты его отдал. Ступай своей дорогой, а мне мою оставь. Рада, что свиделись, что живой ты. Храни тебя светлые боги.
– Раска, я тебя одну не кину, даже не думай об том. Отведу куда скажешь, обороню. Когда буду знать, что ты в тепле и сытости, тогда уж уймусь.
Она перечить не посмела: в леске-то безлюдно, сосны да река. Не ровен час осерчает, снесет голову в один замах. Меч-то у Хельги долгий и страшный.
– Я в Новоград хотела.
– Добро, свезу, – Тихий улыбнулся. – Ввечеру дружок мой Ньял драккар приведет. С ним и уйдем по воде. Я в Новограде при князевой дружине, так и за тобой пригляжу, сердитая. Тебе в Изворах лучше не появляться. Народ с близких весей на торжище притёк, узнать могут. Ты вот что, Раска, тут оставайся. Метнусь, возьму одежки какой и вернусь за тобой по сумеркам. В этом кожухе за нежить примут.
– Благо тебе, – Раска вздохнула легче. – Останусь.
Хельги обнял наскоро и пошел от нее, но обернулся:
– Раска, ты хоть лик умой, глядишься кикиморой. А вот косы у тебя получше моей, – подмигивал, ехидничал. – Горб-то жесткий, прячешь чего?
– Пожитки там мои, – улыбнулась.
Тихий голову склонил к плечу, глядел неотрывно:
– Умойся. Ямки на щеках остались, нет ли? Их запомнил, посмотрел бы. И вот что, Раска, бежать не думай. Я тебя везде найду. Разумела?
Раска едва ногой не топнула от злости: как угадал, что сбежать задумала?
– Олег, да чего ты пристал? Сказала, ничего не должен. Ступай, о себе тревожься. Сама я.
– То мне решать, должен я иль нет. Мой долг, мой ответ. Раска, в грязи не видно, какова ты стала, но помни, если пригожа, дальше торга изворского тебе не уйти. Ватаги шастают по лесам, вои Хороброго бегут искать лучшей доли. Голодные, злые. Свезло тебе добраться сюда. А до Новограда – это вряд ли. Вкруг городища спокойно, но туда еще дойти надобно. Без меня пропадешь.
– Так уж и пропаду, – хмыкнула.
– Верно говорят, ума нет, так и не пришьешь. Раска, бедовая, раздумай. Смерти ищешь? – брови гнул сердито.
