Здесь может возникнуть вопрос: откуда люди неолита впервые стали брать лосят, чтобы сделать их упряжными животными? Ведь в основном лосята приручаются в возрасте до месяца, а потом они начинают бегать так же быстро, как взрослые животные, и поймать их довольно сложно. Вероятно, дело в том, что, как уже было отмечено, у лосихи, как правило, рождается двойня, но для удовлетворения её материнского инстинкта бывает достаточно присутствия одного теленка.
Возможно, именно такие "лишние" лосята и стали много тысячелетий тому назад теми, кого человек впервые вырастил, приручил и сделал своими первыми ездовыми и упряжными животными.
Известно, что на севере Европы до недавнего времени довольно широко использовались ездовые и упряжные лоси. Так, еще в пятнадцатом веке лось был верховым животным в шведской армии, а на гравюре середины шестнадцатого века изображен лось, везущий сани с ездоками.
Кулагин пишет, что "по старым преданиям, лоси будто бы употреблялись в Швеции для езды, будто бы езда на них была столь быстра, что полиция должна была запретить пользование лосями в тех целях, чтобы преступники с помощью быстроногих лосей не укрывались от преследования". Он же указывает на то, что лоси в неволе на стойловом содержании, если на них не ездить и не давать им бегать, гибнут через два года, а при использовании их под седлом и в упряжи живут тридцать пять лет.
В восемнадцатом веке на лосях в санной упряжке ездили шведские курьеры, а в Прибалтике со времен Петра Первого сохранился указ, запрещавший "появляться в городе на лосях". Известно, что в Вологодской губернии еще в середине девятнадцатого века лоси были домашними и ездовыми животными. В середине и конце девятнадцатого века домашние лоси имелись во Владимирской, Рязанской, Псковской и Московской губерниях, а на Украине, в Волынской губернии, лесничий на прирученных лосях ездил за сто двадцать вёрст.
Имеются также указания на ручных лосей в начале двадцатого века в Сибири и в Вятской губернии.
Эти примеры можно было бы продолжить, но, возвращаясь к петроглифам неолита, мы можем предположить, что с изменением климата или с увеличением численности населения, с продвижением его в более южную, степную, зону возможности использовать лосей в их прежней роли верховых и упряжных животных не стало, так как по устройству своих копыт и зубов лоси не приспособлены к степным грунтам и травам. В новых степных условиях появилась необходимость в новом верховом и упряжном животном. Вместо лося (и оленя) таким животным стал конь. Приручая и одомашнивая в пятом тысячелетии до нашей эры дикого коня, использовали многие приемы тренинга, которые в течение тысячелетий до того испытывались на лосе, и пользовались упряжью, которая во многом напоминала ту, что была изобретена их предками для лося.
Конь, заменив этих животных в упряжке, заменил их и в ритуале, приняв на себя все те сакральные функции, которые ранее с ними связывались. Он стал животным, осуществляющим связь потомков и предков, стал главной ритуальной жертвой и объединился с гусем-лебедем. Но память о том времени, когда не конь, а лось или олень были ездовыми и священными животными, сохранилась у многих индоевропейских народов.
Кузьмина отмечает, что образ коня-оленя характерен для традиции Древней Греции, Ирана; что в «Эдде» олень выступает в роли коня у мирового дерева, а у скифов существовали налобники с изображением оленей, "что тождественно обряду обряжения коня в оленя".''
