Читать онлайн Александр Горохов - Новое дело капитана Куренкова

Сбоку от рамки, наподобие той, через которые проходят в вокзалы, стоял высокий крепыш средних лет в черном костюме, таком же галстуке и белой рубашке. На бейджике было написано по-английски и легко переводимо: «Секьюрити Петр». Перед рамкой молчала очередь. Когда Петр кивал, очередной гражданин переступал порожек. Что там, за рамкой, в пространстве, отгороженном жестяным, слегка помятым от времени высоким забором с облезшей коричневой краской, видно не было. Незнание, как известно, порождает страхи, потому волнение висело в воздухе. Виду, однако, народ не показывал, не напирал, соблюдал спокойствие и терпение. Когда, пыхтевший перед капитаном Куренковым огромный увалень неспортивного вида с висевшими отовсюду лишними ста килограммами, входил, появилась щелка и Куренков увидел, как толстяк, там за рамкой, исчез и появилась мышка. Маленькая, дрожащая от страха. Озираясь, шмыгнула в сторону, должно быть увидала норку, и спряталась. Капитан взглядом спросил Петра, что это было. Тот повел бровями, вздохнул и стал понятен смысл сказанного в Евангелии: « …воздаст каждому по делам его …»

В глубине, далеко от входа, должно быть, загорелась красная лампочка, крякнул клаксон или еще, что такое и впуск граждан приостановился. Петр аккуратно взял Куренкова за рукав вежливо отодвинул в сторону, показал на площадку около себя, дежурно улыбнулся и сказал:

– Постойте, пока здесь.

Отсюда обзор стал получше. Впуск возобновился. Жилистый мужик с выцветшей татуировкой, нетрезво перешагнув, превратился в тираннозаврика. Да, именно в маленького, сантиметров двадцати высотой, тираннозавра. Защелкал зубами, замахал коротенькими передними лапками с длинными когтями и пустился за кем-то вприпрыжку. Мадам, видать не выходившая от рождения до последних дней из фастфудной забегаловки, захрюкала и постукивая копытами понеслась к здешнему корыту лишних калорий. Иногда изменений не происходило. Но редко. Тогда на мгновение возникало неяркое сияние, и человек шел дальше. Капитану от этого становилось радостно и тепло на душе. Через полчаса он, хотя и не отличался способностями в физиономистике, начал частенько угадывать, кто в кого превратится. А через час Петр сказал:

– Я ненадолго перекусить сгоняю, а ты меня подмени.

Потом посмотрел строго и добавил:

– Временно!

Александр Иванович кивнул, мол, временно, так временно, не очень-то и собирался задерживаться тут.

Зажигалась зеленая лампочка, он кивал и очередной клиент проходил. А еще через часок до него, наконец, дошел простой вопрос:

– А в кого, сам-то превращусь когда пройду?

В это время вернулся Петр и не дал разыграться простору фантазий:

– Ну, слава Господу нашему, дошло-таки, – проворчал он и перекрестился, – понял, зачем стоял. Если понял, думай, крепко думай, а пока ступай.

Он провел Александра Ивановича по темному коридору. Открыл дверь и осторожно вытолкнул. Куренков оказался в поле, заросшем сорняком и пошел по узкой тропинке.

– Думай, крепко думай! – услышал в спину.

Дверь захлопнулась.

Шел долго. Хотелось, но не думалось.

Пришла ночь, и капитан в неё провалился.

Утро оказалось пасмурным. Глаза не хотелось открывать. Грохот дивана, который складывали каждое утро в 6:30 соседи с четвертого этажа, разбудил окончательно.

Потом был долгий день. Текучка. Рутина. Писанина отчетов, докладных, планов оперативной работы и прочая канитель.

Весь день щемило сердце. То колотилось и скакало, будто бес на сковородке. То замирало, как рысь перед прыжком. Скребло когтями, оттого, должно быть, и болело. Капитан принимал таблетки, назначенные врачом – не помогало. После работы, знакомые патрульные на уазике подбросили до дома. Тяжело поднялся на свой третий этаж. По инерции переоделся. Форму повесил на вешалку в шкаф. Сделал яичницу с луком. Съел с ржаным хлебом. Обычно, такой ужин был в радость, но не в этот вечер. Голова кружилась. Сердце болело. Принял очередную таблетку. Лег спать.

Вспомнил про сон. Спросил себя: «А что делать-то? О чем думать?».

Долго ворочался. Ничего не придумывалось. Пытался глубоко и ровно дышать. Не помогало. Измаялся, всё-таки задремал. Снилось, будто лежит в больнице. Соседи в палате посапывают. Тепло. Ветерок простыни колышет. Глянул, а дверь приоткрыта. Должно быть, сквозняком. Встал тихонько, самого качает от слабости, пошел закрыть. А с той стороны в коридоре малыш стоит, лет четырех. В длинной, ниже колен, белой ночной рубашке, а на ногах сандалики. Улыбается.

Улыбнулся и Куренков. Спросил:

– Ты чего не спишь, миленький?

А тот плечами пожимает, молчит и грустно улыбается.

– Отправляйся, спать. Утро скоро. Не выспишься.

Малыш побежал. Капитан дверь затворил, вернулся в кровать, закрыл глаза и кажется, задремал, а сердце давило и давило, и давило. Опять проснулся. Глядит – дверь снова приоткрыта. Опять к ней. А в коридоре тот же малыш. На него смотрит.

– Это ты, дверь открываешь? – спрашивает его Куренков.

Малыш кивнул.

– А зачем?

Молчит и улыбается, мол, сам не понимаешь, что ли.

– Ты тут с кем?

– Может быть мать или бабушка, заснули, он и озорничает, – думает капитан.

Малыш хитро глазки скосил, показал на дверь. Куренков и сам заметил в щелку, внизу двери, другие махонькие сандалики, улыбнулся и говорит второму:

– Не прячься, покажись и ты, – и тихонько засмеялся.

Тот из-за двери вышел, встал рядышком с первым. Одинаковые. Оба в длинных до пят ночнушках. Волосы кудрявые. Молчат. Голубыми глазками на Куренкова грустно смотрят.

– Пожалуйста, – попросил он, – не открывайте больше дверь. Бегите к себе в палату.

Они кивнули, засмеялись и побежали. А коридор темный, должно быть, длинный. Долго их сандалики слышны были. Александр Иванович выглядывать, почему-то не стал. Дверь закрыл, лег и так ему спокойно стало. Боль постепенно ушла. Заснул.

Утром сердце уже не болело. Он вспомнил сон. Близнецов. И догадался: Это же ангелы за мной приходили! Да, должно быть, решили, что с ними пока не надо… Что пока тут останусь.

Снова вспомнил первый сон. Подумал, что раньше сны ему вообще не снились. А если снились, то не запоминал. А тут два подряд… К чему бы это?

А через неделю прямо с работы Куренкова увезла скорая. Была реанимация. Из неё в кардиологическое отделение, операция. Потом перевели в госпиталь МВД и после обследований отправили на пенсию. Вернее, не так. Торжественно проводили на заслуженный отдых. Наградили очередной медалью. Вручили кучу грамот, присвоили очередное звание. Выписали специальное удостоверение, чтобы в случае чего, мог показать кому положено и кому не положено. На машине доверху забитой подарками довезли до дома. Выгрузили. Занесли цветы и подарки в квартиру. Попрощались. Сказали, чтобы в случае чего не забывал, обращался – всегда помогут. Уехали.

Так, капитан полиции Александр Иванович Куренков, еще по возрастным меркам не старый, стал пенсионером.

Лет двенадцать назад, сын-компьютерщик женился, уехал далеко, в теплые страны. Когда у него появилась дочка, жена поехала помогать, а когда внучка подросла, возвращаться не захотела. Нашла местного вдовца, с ним и осталась. В большой усадьбе на берегу теплого моря. Сын сначала изредка писал, а последние года три, даже с днем рождения не поздравлял. Что случилось, то случилось. Остался Александр Иванович доживать один.

Человеком он был аккуратным и трезвым. Любил порядок, чистоту и дисциплину. Потому составил себе расписание и план. По нему и действовал.

Единственное, что у капитана не получалось взять под контроль – сны. Они тревожили. Даже нет, не тревожили, а будоражили, заставляли постоянно задумываться, что означают? К чему привиделись? Зачем? Как скажутся на теперешней, новой, непонятной и, казалось, бессмысленной жизни.

Вот и в эту ночь приснится сон. Будто он в генеральском мундире идет по пустыне. Пустыня не как обыкновенно – желтый песок, а серая пыль. Пепел. При каждом шаге, сапог щелкает, будто печать в канцелярии на документе, и остается след. Четкий и синий.

За Куренковым идут два адъютанта. Один – аккуратно, чтобы не испортить, веником сдвигает след на совок. Второй – открывает новый кожаный портфель, пыль с совка сыплется внутрь, беззвучно скользит по алой шелковой подкладке, с грохотом исчезает в черной пасти, а когда достигает дна, пустыня сотрясается будто от взрыва бомбы или самолета, если тот переходит на сверхзвук. В этот момент генерал оборачивается, поднимает палец кверху и объясняет: «Сверхзвук». Адъютанты встают «смирно», отдают честь и отвечают: «Так точно!». Куренков удовлетворенно кивает, поправляет у них на рукаве повязки с надписью «Время собирать камни». Идет дальше, но камней не видать. Вокруг серый, цвета пороха, пепел.

Александр Иванович открывает глаза, говорит: «Выжженная пустыня!» и просыпается. На часах 2:22. Он успокаивается и снова засыпает. Но не спится. Думает: «Это к чему такое привиделось?» Когда на часах 4:44 в тревоге засыпает.

В кабинете приоткрывается дверь, заглядывает адъютант, щелкает каблуками:

– Товарищ генерал, вам пакет! Разрешите занести?

Куренков кивает. Адъютант строевым шагом марширует к столу по длинной ковровой дорожке алого цвета, кладет на стол пакет и замирает.

На пакете надпись: «Время Ч».

Куренков ломает сургучные печати, вскрывает пакет – оттуда высыпается пыль.

Генерал удовлетворенно улыбается. Говорит адъютанту:

– Молодцы в генеральном штабе! Научились соблюдать секретность! Ни один вражина, ни один мошенник не поймет и не расшифрует, и не разоблачит! Только я!

Строго смотрит на вошедшего, тихо приказывает:

– Портфель со следами.

Второй адъютант беззвучно появляется в кабинете, заносит и ставит на стол портфель.

Куренков открывает замок, высыпает на стол содержимое, смешивает с пылью из пакета, снимает сапог, ставит на пепел, щелкает. Аккуратно, чтобы не повредить отпечаток, поднимает. По слогам считывает время.

Прищуривается хитро и спрашивает у второго адъютанта:

– А как, сынок, твоя фамилия?

– Таймеров! – Докладывает тот.

– Ну-ну, – генерал делает лицо строгим, выдерживает паузу, командует – свободны!

Те выходят. Хлопает дверь.

Александр Иванович опять просыпается. На часах 7:17. Вспоминает, что сосед в это время всегда хлопает дверью. Окончательно просыпается. Соображает:

– Семерки, это к удаче. Стоп, семерки же были не во сне! – и продолжает соображать, – красная дорожка, к чему, не понятно. Может к дороге или встрече? Красное нутро портфеля – тоже не понятно. Выжженная пустыня – плохо. Очень плохо. Генеральский мундир … – Ну, генералом или начальником это я вряд ли стану. Это скорее для молодых оперов.

Он встает, идет на кухню, ставит на плиту чайник, включает. Делает повинуясь привычке, а мысли все еще там, во сне, в генеральском кабинете. Его осеняет:

– Таймеров заносит в портфеле следы. А поглядеть глубже и перевести, то получается, что Время заносит следы. Какие следы? Зачем заносит? К чему это, что за намек? Что ли прощание с жизнью. Вообще, или с прошлой жизнью?

Чайник засвистел. Александр Иванович вернулся в пасмурную реальность дождливого утра, позавтракал, пошел доставать из шкафа форму, чтобы отправиться на службу, но вспомнил, что на пенсии, что никуда идти не надо и затосковал.

Все эти прогулки за едой в магазины, готовка обедов и прочие делишки, хотя и доставляли минутные радости, но были малозначимы для его энергичной натуры.