Обитель Солнца - страница 43

Кара взглянула на Аэлин, и та отозвалась понимающим кивком.

– Знаю, я тоже это видела. Каждый раз, когда Мальстен говорил о Малагории и о Бэстифаре, я чувствовала, что эта дружба тяготит его, но он ничего не может поделать с тем, что Бэстифар ему дорог. Мне кажется, что… – Она замолчала и пожала плечами. – Не знаю, стоит ли высказывать предположения.

В глазах Кары зажегся неподдельный интерес.

– Стоит! – она не удержалась от восклицания. – Я уже много лет не могу понять природу этих отношений! Ведь в какой-то степени для них обоих это пытка! Они во многом не соглашаются друг с другом, постоянно спорят, частенько друг друга раздражают, но почему-то порознь чувствуют себя еще хуже!

Аэлин рассмеялась.

– А говоришь, не понимаешь их отношений.

Кара нахмурилась.

– Но ведь должна быть причина, – почти беззащитно произнесла она.

– Со стороны Бэстифара ты ее назвала. Это пытка. – Кара непонимающе посмотрела на собеседницу, и та, кивнув, продолжила: – Бэстифар не чувствует боли, но при этом страстно желает познать ее природу. Я видела его в Сальди, когда он поранился. С какой страстью он смотрел на свои раны и одновременно злился на то, что не чувствует боли, не может понять, что она такое. Он ищет заменители, ищет способы разобраться.

– Это мне известно, – мрачно кивнула Кара.

– Видела бы ты, как он отреагировал, когда я для примера сравнила боль с чувством вины. Физические страдания для него загадка, но моральные тяготы ему не чужды. В них он находит те отголоски, которых не может ему дать тело. Но так уж вышло, что далеко не все, кто его окружает, могут позволить ему изучать хотя бы этот вид боли.

Кара вздохнула.

– А Мальстен может.

– Может. Мне кажется, он живет с чувством вины чуть не с самого рождения. При этом он испытывает вину и чувствует ответственность настолько искренне, что рядом с ним эти терзания могут усиливаться и у других.

– У меня – нет, – воинственно отозвалась Кара.

Аэлин хмыкнула.

– Насколько я поняла, твое внутренне чувство справедливости помогает тебе по жизни. Ты чувствуешь ее и следуешь за ней. Ты ее вершишь, – кивнула она. – А Мальстен с самого своего рождения чувствует, что должен что-то исправить. Он был незаконнорожденным сыном герцогини Ормонт и данталли. Одним фактом своего рождения он подвергал опасности свою мать, да и весь Хоттмар. И эта опасность не обошла его семью стороной. Ты же знаешь о захвате Хоттмара Красным Культом? – Аэлин дождалась от Кары кивка и продолжила: – Потом была Война Королевств. Он пытался завершить ее. Думал, что сможет привести Рериха VII к победе и остановить кровопролитие, но и здесь все вышло не так, как он задумывал.

Кара вздохнула.

– Что ж, его чувство вины обосновано.

– Самое важное в этом то, что оно идет изнутри, а не навязано кем-то. Поэтому его так сложно не ощутить, и Бэстифара к этому тянет.

Кара неопределенно покачала головой.

– Пожалуй, соглашусь.

– Если же рассматривать другую сторону этой медали, Бэстифар – один из немногих, кто видит в Мальстене не глашатая Рорх, а художника. Он дает ему надежду на то, что эту вину можно искупить. При этом он поэтически относится к его расплате. Он уважает ее. Видит в ней не только физические муки, но и мужественное соглашение Мальстена их терпеть. Он ведь аркал, и процесс избавления кого-то от боли с его-то склонностью к искусству и представлениям тоже должен быть для него ценен. При всех его качествах, как ты думаешь, кого ему было бы интереснее избавить от страданий: того, кто отчаянно об этом просит, или того, кто сопротивляется, искренне считая, что заслужил мучиться?