Я вздрогнула и всё же не смогла сдержать предательские слёзы, которые потекли по щекам. Да, я уже поняла по тону разговора, по словам, которые Чарльз здесь говорил, что он — не тот, за кого себя выдавал. Это было очевидно даже для меня, которая верила каждому его слову, пока мы общались тайком или с помощью переписки. Но то, что говорил капитан… В это было страшно поверить. И от того больнее осознавать. Я ошиблась. Жестоко ошиблась, а теперь из-за моей ошибки один из них может погибнуть. Я не хотела этого…
— Почему? — спросила едва слышно. — Почему вы так обо мне заботитесь? Вам ведь не обязательно…
Капитан посмотрел на моё лицо, заставляя устыдиться своих грубых слов, которые я так часто в него кидала. Сейчас в его глазах читалась не только решимость, но и глубокая усталость.
— Я обещал вашему отцу, — ответил он, наконец. — Но кроме этого, я не могу допустить, чтобы с вами случилось несчастье, Элиза. Несмотря ни на что, вы обязаны быть счастливы.
И, не дожидаясь ответа, он мне поклонился и ушёл…
Я осталась одна. Растерянная, раздавленная.
Что я наделала?
Массивный дубовый стол в моём новом кабинете был завален бумагами. И не красивыми плотными листами с парфюмерным шлейфом, как те, что тайком передавал Чарльз, а грубыми, деловыми документами, принесёнными капитаном Хардфордом.
Он оставил их час назад, произнеся лишь: «Прочтите. Всё. А после — решайте сами». И ушёл. Без упреков, без намёков на то, что он предупреждал…
Просто ушёл, оставив меня наедине с этим холодным, жестоким доказательством моей слепоты.
Мой взгляд скользнул по стенам.
В доме моего отца кабинет всегда был сердцем поместья: тёплым, живым, дышащим знанием и историей. Высокие дубовые стеллажи ломились от книг в кожаных переплётах с золотым тиснением, старинных фолиантов и новейших романов. Там пахло воском, старинной бумагой, отцовской трубкой и мудростью веков. Здесь… Здесь пахло свежей краской, лаком и пылью на ещё почти пустых полках. Лишь несколько аккуратных стопок нарушали их безжизненную гладь. Это были те самые книги, что капитан принёс в первые дни моего переезда, скромно положив на стол со словами: «Думаю, вам может быть интересно. Чтобы дом не казался совсем пустым». Шекспир, сборник английских баллад, том стихов Байрона… Практичные, добротные издания, без изысков, но с той самой заботой, которую я тогда не разглядела, слишком погруженная в своё горе. Теперь они стояли немым укором, напоминая о его постоянном, ненавязчивом участии, которое я так легкомысленно отвергала.
Я сидела, не в силах сдвинуться с места. Пальцы дрожали, вцепившись в верхний лист бумаги из большой стопки — отчёта какого-то скупого на слова детектива.
Свет лампы подсвечивал дикие, страшные слова: «Крупные карточные долги…», «Сумма, эквивалентная годовому доходу среднего поместья…», «Известен связями с ростовщиками сомнительной репутации…», «Мисс Эмили Кларк… обманутые ожидания… публичный скандал… замят благодаря влиянию семьи…», «Леди Изабелла Фэрфакс… аналогичная история… выплачена компенсация для молчания…».
Имя Чарльза Уитмора повторялось снова и снова, обрастая цифрами, датами, фактами. Каждое слово — словно удар по тому образу, что он так тщательно создавал для меня. Очаровательный, образованный, искренний… Ложь. Всё ложь. Искренним был только его расчёт. Расчёт на мою глупость, на моё состояние, на мою уязвимость после потери родителей.
