Мысль мелькнула, быстрая и гадкая, но от этого не лишённая зловещей логики. Он ведь всё продавал… Продавал своё обаяние, свои обещания, своё имя. Почему бы не продать и отказ от дуэли? Он понимал язык денег лучше, чем язык чести. Его язык я теперь понимала слишком хорошо.
Нет… Идти к нему — унизительно, опасно, но… возможно, необходимо.
Я подошла к окну, глядя на залитый вечерним солнцем сад, где ещё так недавно гуляла в сладком, отравленном мире своих грез. Сумерки начинали сгущаться, значит, скоро ночь. А за ней — рассвет. И Гринвудское поле.
Сжав кулаки до боли в костяшках, я почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Только не страха, а яростной решимости. Если капитан готов был стать моим врагом, лишь бы защитить, то я… я готова пойти на всё. На унижение, на риск, на сделку с совестью. Готова бросить вызов условностям! Лишь бы он остался жив.
Ведь это я виновата. И только мне по силам это исправить. Я не позволю Эдмунду Хардфорду погибнуть из-за моей ошибки…
Тишина дома, наступившая после отбоя слуг и размеренного храпа миссис Торнтон за стеной, казалась не успокоением, а зловещей паузой перед бурей. Я сидела у окна своей спальни, не зажигая свечи, и смотрела, как последние отблески городского света гаснут в сырой мгле ночи за стеклом. Внутри всё сжималось от страха и стыда, но сильнее всего грызла мысль о завтрашнем рассвете. О Гринвудском поле. О скрещенных шпагах. О том, как молодой, сильный лорд Уитмор… «Нет, не думать об этом!» Я схватилась за подоконник, чувствуя, как ногти впиваются в дерево. Действовать. Нужно было действовать «сейчас», пока не стало поздно.
Но как найти его? Адрес. Мне нужен был адрес Чарльза Уитмора. Идея пришла мучительно, как признание в собственной слабости. Кларисса Кармайкл. Дочь хозяйки бала, та самая, с которой мы пару раз мило перекинулись словами, делясь впечатлениями от музыки. Они жили неподалеку, и если кто и мог знать, где обитает блистательный лорд Уитмор в этом огромном Лондоне, так это она. Но как с ней связаться? Писать официальную записку через слуг — немыслимо, это вопросы, пересуды… Нужен был гонец. Незаметный.
Дождавшись полной темноты, я, затаив дыхание, прокралась вниз, к чёрному ходу. Сердце колотилось так громко, что, казалось, разбудит весь дом. Угол улицы освещался одиноким фонарем, и под ним, как по заказу, копошился знакомый мальчишка-разносчик, вечно сновавший по нашему кварталу в надежде на мелкий заработок. Чтобы дойди до него, мне пришлось пересечь проспект, но окликнуть его в ночной тишине я не решилась.
Хищные глазёнки мальчишки блеснули в темноте, когда я выразила свою просьбу и сунула ему в руку сложенный вчетверо листок, а так же две серебряные монеты: одну за работу, другую за молчание.
— Дочери леди Кармайкл, Клариссе, — прошептала я, наклоняясь к его грязному уху. — Только в руки ей самой. Скажи… скажи, что от новой подруги… Она поймёт. И принеси ответ мне. Я буду ждать у калитки.
Мальчишка, не задавая лишних вопросов, кивнул с деловитой серьёзностью, сунул записку за пазуху и растворился в ночи, как маленькая тень. Я поспешила обратно к дому, кутаясь в тёмную накидку, которую накинула поверх ночной рубашки и простого платья. Каждая минута ожидания тянулась вечностью. Каждый шорох, каждый отдалённый лай собаки заставляли сердце сжиматься в ледяной комок страха. Что, если он не вернётся? Что, если записка попадет не в те руки? Что, если Кларисса откажет? «Нет, она должна помочь. Должна!»
