Не знаю, сколько прошло времени… Но когда я услышала лёгкие шаркающие шаги по мостовой, то вздрогнула и вгляделась в ночную темноту со смесью страха и облегчения. Это был он. Мальчишка. В руке держал крохотный, смятый клочок бумаги.
— Вот, мэм, — буркнул он, протягивая его. — Барышня велела передать.
Я схватила бумажку, сунула ему ещё монету, приказав хранить молчание, и, не дожидаясь ответа, бросилась обратно в дом, в свою спальню. Там, дрожащими руками, при свете одной-единственной свечи, я развернула записку.
На надушенной бумаге, чётким, знакомым почерком Клариссы было выведено:
«Беркли-сквер, 5. Осторожно, Элиза. К.»
Адрес… Он был у меня! Я смутно знала, где находится Беркли-сквер. Это был богатый, респектабельный район, но совершенно незнакомый для меня.
Но теперь пути назад не было…
Я действовала быстро, боясь передумать и заглушая внутренний голос, кричавший о безумии этого предприятия.
Накидка с глубоким капюшоном — темная, немаркая. Простые, крепкие ботинки. И главное — маленький бархатный мешочек…
Я открыла потайной ящичек внутри туалетного столика и, не удержавшись, всхлипнула.
Мои руки дрожали, когда я доставала фамильные драгоценности… Серьги с глубокими сапфирами, в которых мама сияла на рождественских балах. Брошь в виде изящной ласточки с крошечными, но чистейшими бриллиантами на крыльях — подарок отца на их десятую годовщину. Несколько тяжёлых золотых монет в старинной чеканке. То, что осталось мне в память о тех, кто ушёл… Большинство украшений безвозвратно погибло… в тот день… А эти… Эти были выданы мне в банке, куда отец поместил их в ячейку на моё имя. Зачем он это сделал — оставалось загадкой. Может, чувствовал?
Каждый предмет в моих руках был осколком счастливого прошлого, последняя осязаемая связь с родителями. Да, они были дорогими, наверное, даже редкими, но я никогда не задумывалась о подобном — для меня они значили куда больше, и эта ценность никак не была связана с деньгами… Боль сжала горло, слёзы закапали из глаз.
— Простите меня, — мысленно прошептала, укладывая холодные камни и металл в мешочек. — Простите…
Но что значат мои воспоминания по сравнению с жизнью? Жизнью человека, который… который старался быть на месте отца? Которого я втянула в эту пропасть?
Мешочек, внезапно ставший невероятно тяжёлым, я крепко затянула шнурком и спрятала в складках накидки. Вышла в коридор и кинула последний взгляд на дверь комнаты миссис Торнтон. На всякий случай, я оставила ей на своей подушке записку: «Ушла ненадолго. Не волнуйтесь. Э.» Но очень надеюсь, что она никогда её не увидит.
Потому что она будет в ужасе, если не найдет меня в кровати. Но это всё равно лучше, чем завтрашняя альтернатива.
Выскользнуть из дома оказалось проще, чем я боялась. Засов чёрного входа скрипнул слишком громко в ночной тишине, но никто не проснулся. Холодный влажный воздух ударил в лицо, он пах дождём, углём и городской грязью. Я плотно натянула капюшон, превратившись в безликую тень, и зашагала быстрым нервным шагом к углу, где обычно дежурили извозчики.
Старая, видавшая виды карета с сонным кучером на козлах стояла под фонарем.
— Беркли-сквер, пятый дом, — бросила я глухо, стараясь сделать голос ниже и грубее. — И… побыстрее.
