«Вы явно пошли в своего отца, но при этом невероятно изящны…» — звучало в памяти его томное признание. Теперь оно отдавало цинизмом. Он видел не меня, не Элизу, а леди Грей, дочь маркиза — лакомый кусок для человека, увязшего в долгах по уши. Жар стыда охватил меня с головы до пят. Как я могла? Как могла поверить этим сладким речам, этим манящим взглядам, игнорируя предостережения человека, который… который…
Мысли снова метнулись к капитану. К его суровому лицу, когда он прервал тот злосчастный разговор в саду леди Кармайкл. К его терпению, когда я обижалась и огрызалась. К его глазам, которые лишь вчера горели не гневом, а усталой, почти отчаянной решимостью всё равно всё исправить. Даже перед лицом моей глупости и наглости Уитмора. Он не просто исполнял долг перед отцом. Он… он заботился. По-настоящему. Без притворства, без скрытых мотивов. Как же я этого не видела? Как осмеливалась сравнивать его, честного солдата, искалеченного на поле чести, с этим… этим проходимцем в бархате и шёлке?
Была ли я влюблена в Уитмора? Да. О, Боже, да!
Я любила образ, созданный мастером обмана и мной самой. Любила иллюзию внимания, тепла, понимания, которого так не хватало в моём осиротевшем мире.
И эта любовь, оказавшаяся фальшивкой, сейчас рвала сердце не болью утраты, а грязным чувством обманутости и стыда. Стыда перед памятью отца, который доверил меня Эдмунду. Стыда перед самой собой за свою наивность, за своё упрямство, за те жестокие слова, что я швыряла капитану: «Вы мне не отец!», «Не отставному капитану указывать!»
И теперь из-за этой моей слепоты, из-за моего бунта против его заботы… Он рискнёт жизнью. Завтра на рассвете.
Страх, холодный и липкий, сжал горло. Гринвудское поле. Дуэль. Чарльз… Нет, лорд Уитмор — молод, здоров, наверняка искусен в фехтовании. А Эдмунд… Его правая рука. Я видела, как она дрожала, когда он поднимал тяжести, как он сжимал зубы, скрывая боль. Как он ловко приспособился жить с этой «помехой», как ехидно назвал её Уитмор. Но на дуэли? Против здорового, вероятно, тренированного мужчины? Это нечестно! Это самоубийство!
«Уитмор его точно убьёт!» — мысль пронеслась с леденящей ясностью. Картина встала перед глазами: рассветный туман, скрестившиеся шпаги, и… нет. Нет! Этого не может быть. Не должно быть.
Я вскочила, опрокинув стул. Бумаги разлетелись по полу, белые свидетельства падения кумира, которого я сама себе создала. И я не стала их поднимать. Не было времени. Не было сил смотреть на них ещё хоть мгновение.
Капитан был прав. Во всём. Его благородство, его терпение, его готовность стать для меня врагом, лишь бы уберечь от беды… Теперь это сияло в моём сознании с ослепительной, мучительной яркостью. Он был лучше, чем я думала. Намного лучше. И я чуть не погубила его своей глупостью, своим недоверием.
Слёзы, наконец, хлынули. Они были горькими и солёными на вкус.
Я хотела было предаться своему горю, но плакать было некогда. Моя ошибка, моё упрямство привели к этой дуэли.
Я вытерла лицо ладонями, смахнув слёзы с таким ожесточением, будто стирала следы своего позора.
Я должна остановить это. Во что бы то ни стало. Мысль оформилась мгновенно, с железной, холодной решимостью, какой я в себе до этого и не знала. Нужно было найти способ предотвратить завтрашнее безумие. Могу ли я в большом Лондоне найти самого Уитмора? Попытаться с ним договориться? Уговорить его отказаться? А может, заплатить?
