Миссис Торнтон, благоразумно не задававшая вопросов о моем состоянии, но всем видом выражавшая глубокую озабоченность, несколько раз пыталась вмешаться в мое бесцельное кружение.
— Дорогая моя мисс, — произнесла она мягко, в очередной раз преградив мне путь к окну. — Вы совсем измучили себя. Пожалуйста, присядьте. Позвольте подать вам чашку горячего чая? Или, может быть, легкого бульона? Натощак такие волнения совсем вредны. Вы должны подкрепиться.
— Нет, благодарю вас, миссис Торнтон, — ответила я, едва слышно, вежливо отстраняя протянутую руку и снова направляясь к противоположной стене. — Я не голодна. Совсем.
— Но, дитя мое, — настаивала она, следуя за мной с материнской тревогой в глазах. — Вы же ничего не ели с вечера. Посмотрите на себя — вы бледны как полотно. Давайте я вам дам немножко теплого молока с медом, для успокоения нервов? Я сама приготовлю.
— Пожалуйста, не трудитесь, — мой голос сорвался, и я не выдержала и отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. — Я… я просто не могу. Позже. Может быть, позже… Простите…
Я чувствовала вину. Перед капитаном, которого подставила, перед миссис Торнтон, которая из-за меня волновалась, даже перед Чарльзом Уитмором. На проверку, я оказалась нехорошим человеком, обманывая, смотря свысока… Что бы сказали мои родители?
— Мисс, вы напрасно так терзаете себя, — вздохнула она, глядя на меня с безмерной жалостью в глазах. — Что бы ни случилось, волнением делу не поможешь. Нужно беречь силы. Вот увидите, все уладится благополучно! Капитан Хардфорд человек опытный и рассудительный.
Ее попытка утешить лишь усилила горечь. Опытный. Рассудительный. И именно из-за своей чести и рассудительности он сейчас мог лежать на холодной земле с окровавленной грудью. Из-за меня! Из-за моей слепоты и глупости. Слезы, которые я тщетно пыталась сдержать, прорвались наружу. Я бессильно опустилась на ближайший стул, закрыв лицо руками, и тихо зарыдала, сотрясаясь от беззвучных, горьких всхлипываний. Миссис Торнтон мгновенно оказалась рядом, ее теплая, чуть дрожащая рука легла мне на плечо. Она не говорила больше ничего, лишь тихо покачивала головой, разделяя мою боль.
Так прошел утренний чай… Прошли томительные предобеденные часы… Солнце уже стояло высоко, отбрасывая короткие тени, а вестей не было. Никаких.
Тишина в доме становилась звенящей, давящей. Я перестала даже ходить, сидела, уставившись в одну точку на ковре, пальцы судорожно сжимали и разжимали складки платья. Каждая минута казалась вечностью. Где он? Жив ли? Цел ли? А Уитмор? Уехал ли он из города, как обещал? Или он там, на поле, наслаждаясь своей подлой победой? Мысль о том, что капитан мог пострадать из-за моего доверия к этому негодяю, была невыносима.
Миссис Торнтон снова принесла поднос — на этот раз с тонкими ломтиками хлеба и джемом. Она поставила его рядом, на столик, не настаивая, лишь с безмолвной мольбой во взгляде. Я не смогла даже покачать головой в отказ. Просто отвернулась, чувствуя, как новая волна отчаяния подкатывает к горлу. Мир сузился до мучительного ожидания и царапающего душу страха перед тем, что вот-вот принесут страшную весть…
И вдруг я снова услышала звук подъезжающего экипажа. Такой же как все другие, но другой. Не знаю почему, но я вскочила в волнении, чувствуя, что это — тот самый звук… Он начал замедлять движение, а потом остановился возле нашего дома. Послышался глухой удар о булыжник, словно человек выпрыгнул на мостовую. А потом… Шаги…
