Очерки из жизни советского офицера - страница 2

Юрьево

Мало что мне запомнилось из событий, связанных с родиной мамы, деревней Юрьево. Однажды, находясь там, я сильно заболел, и, поскольку у меня была очень высокая температура, я бредил. Жизнь моя в тот момент, и я теперь это понимаю, висела на волоске. Хорошо запомнились ощущения: в глазах возникали красные расходящиеся круги, и было очень страшно. Так страшно мне больше никогда не было в моей жизни. Мама качала меня на руках, а я ревел. Чем бы это ни закончилось, но, поскольку я еще жив, все обошлось.

Есть более поздние воспоминания, связанные с этой деревней. Там, в самой ее середине находился пруд и большое дерево рядом. На дереве при пристальном рассмотрении виднелись следы от дробового выстрела и кровь. Здесь кто то, по неосторожности, или с перепою застрелил ребенка. Вот такая была деревня Юрьево. Мне было тогда лет пять. В этом же возрасте, наконец, решили меня крестить. Хотя это тогда не приветствовалось, но настояла мама. И делали это в тайне, чтобы никто не знал. Меня, без широкой огласки, увезли в кабине машины эмки в село Диево-Городище. Церковь была там. Помню грунтовку, всю в ухабах, и дорожную колею, как трясло в кабине. Смутно припоминаю саму процедуру крещения. Как окунали в воду – не помню. Не много, для такого важного события.

Вощажниково

К пятилетнему возрасту относятся и воспоминания о рождении моей сестры Наташи. Когда ее привезли из родильного в Вощажниково, где я в то время находился, мне подарили большой пакет фиников. Вот так я запомнил появление ее на свет. Интересные сведения о рождении детей я имел тогда. Каким-то неведомым образом мне в руки попала книга о рождении ребенка, видимо ее читала мама. Не знаю, умел ли я читать тогда, потому что меня заинтересовала только картинка с ребенком в чреве матери. Почему-то я решил, глядя на эту картинку, которая представлялась достаточно сложной, что ребенок появляется сзади, через попу, и думал так достаточно долго, пока меня не убедили в обратном в более позднем возрасте.

Очень хорошо помню убранство большой комнаты (гостиной) деревенского дома в Вощажникове. Я наблюдал его, сидя на шее у отца. Северная сторона комнаты, там, где большая, тяжелая, обитая утеплителем входная дверь: слева от двери, на деревянной стене висела карта Ростовского района, где-то 50 х 50 см., с указанием численности населения. Мне запало, что в Ростове тогда было 30 000 чел. Над дверью была прибита картонная книга-раскладушка, где бы запечатлен сказочный сюжет про медведей или что то вроде этого. Такие книги дают грудничкам, чтобы не отправили в рот. Не понятно, зачем родители это сделали, ведь я в этом возрасте уже не ел книги. С правой руки, если смотреть на дверь, на полу, в самом углу, стоял большой сундук. Меня очень интересовало, что там, но я никогда его не открывал, так как крышка была на замке. С восточной стороны, или по правую руку, если смотреть на дверь, была арка входа на кухню, чуть правее от сундука. Далее до входа в большую комнату стояла большая лежанка длиной в рост человека из белых изразцовых кирпичей с синим узором, и над ней деревянная перегородка, на которой висели фотографии отца бабушки, ее братьев Семена и Василия (оба погибли в двух мировых войнах). И дедушки Михаила, с его наградами. Над дверью в светлицу висела групповая фотография солдат первой мировой войны, что осталась от деда. Мне она запомнилась тем, что все солдаты были в фуражках. В наше время в фуражках ходили только офицеры, а солдаты – в пилотках, и мне это было удивительно. Сейчас эта фотография утрачена. Правее от двери, в углу комнаты на стуле, в большой плошке стояло финиковое дерево. Мне говорили, что его посадили из косточки финика в день появления моей младшей сестры. Это финиковое дерево долго стояло в углу, выросло большим, и было утрачено вместе с домом.