Бун осмыслил сказанное:
– В дом Уимс?
– Бун, советую не проявлять свою догадливость прилюдно. Ты понял меня? – Дави редко повышал голос, вот и сейчас не стал, однако, намек его прозвучал более чем грозно.
– Я прекрасно понял вас, сэр Дави. К которому году найти приличную женщину? – Бун не был лишен язвительности.
– Между шестью и семью утра. Завтра. Куда ее отправить, ты догадаешься. Но догадаешься тихо. Ступай, Бун, – Дави уже сделал шаг к крутой лестнице, но вспомнил, что подарок Эдме все еще у него в руках. – А вот тебе награда. Бери, не стесняйся. Кстати, приличной женщине найди приличного петуха. Вот пусть с ним и идет туда, куда ты сам догадаешься.
Бун взял тишайшую птицу, изобразил полупоклон, благодаря барона за щедрость, и отправился в кухню. Поздним часом она была пуста, а потому рыжий помощник просто положил петуха на стол и вышел, притворив за собой дверь.
«Подарок» некоторое время лежал неподвижно, а потом встрепенулся, засучил лапами и не иначе как чудом, освободился из плена. Вскочил на стол, расправил крылья, прогулялся туда-сюда, а потом нырнул в приоткрытую дверь кладовой.
Половину ночи шел дождь – густой и легкий – больше напоминающий водяную пыль. Дави мучился головной болью, уже зная, что утром будет туман. Он проваливался в сон, просыпался, и снова проваливался. И не сказать, что его донимали кошмары, но кое-что необычное снилось.
Этим необычным была Эдме Уимс. Она смотрела на Дави огромными глазами, в которых сияли звезды, а потом прикасалась к его лбу маленькой ладошкой. Боль уходила, Дави просыпался, а потом снова страдал. Голова раскалывалась, а сам барон желал рассыпаться прахом и больше никогда не быть.
Под утро Хоггу удалось уснуть, но Бун прервал его сон, войдя в спальню.
– Сэр, срочное письмо из Данси. Я отправил гонца на кухню. Он ждет ответа, – помощник пытался говорить как можно тише, но Дави все равно сморщился, сдвинул брови, вздохнул и развернул послание, сломав печать.
Дважды перечел написанное, а потом уставился на помощника.
– Война, сэр? – невозмутимый голос Буна.
– Да, рыжий. Все, как всегда. Ступай и позови ко мне Маккенроя. Пока меня не будет за все в ответе он, а ты, Бун, в ответе за него.
– Сэр, я всегда и за все в ответе. Похоже, пришла пора повысить мне жалование, – Бун открыл дверь спальни и сделал знак служанке.
Та прошмыгнула в комнату и поставила на стол таз с водой. Барон умылся, написал ответ для гонца, выпил молока и злобно сжевал кусок теплого еще хлеба. Дождался прихода Маккенроя и добрых полчаса докучал ему наставлениями, занудствовал и дотошно перечислял все то, что требует особого внимания. Бедняга терпел, Хогг ворчал, Бун пытался скрыть улыбку.
После долгой лекции несчастному Маккенрою Дави еще немного пометался по комнате, а потом прихватил плед и вышел из замка.
Туманы ненавидели все жители Стоунхейвена, кроме Дави Хогга. Сизые клубы приглушали звуки, смазывали яркие краски, делали воздух мягче. Пробираясь в плотной пелене, Дави был счастлив тем, что боль не пульсировала, а всего лишь ныла. Поскуливала словно ребенок, который прекратил уже громкий плач, не еще не до конца успокоился. Он некоторое время думал об этом странном сравнении боли и ребенка и не сдержал удивления, когда, выйдя на дорогу, что вела к пустоши у въездных ворот Стоунхейвена, услышал вот такой детский скулёж.
Туман – плотный, густой – не дал барону возможности увидеть рыдающего, но Дави пошел на звук и удивление его уступило место изумлению, а чуть позже и испугу.
