Октябрический режим. Том 1 - страница 40

Для заседаний Г. Думы был выделен великолепный Таврический дворец. Потемкин строил его для развлечений, а не для работы, поэтому приспособить здание для нужд представительного собрания оказалось непросто. Отметим, что об А. А. Бруни, которому была поручена эта задача, гр. И. И. Толстой заметил, что не поручил бы ему перестроить даже собачью конуру.

Зал заседаний сделали из оранжереи. Это помещение отличалось на редкость отвратительной акустикой. На весь зал мог звучать лишь очень хороший голос. Как правило, очередную речь слышали только сидящие на передних скамьях, а остальным депутатам приходилось стоять в проходах или у кафедры.

«Начать хотя бы с того, что половина членов Думы (сколько нас, около 400, ну скажем 200) 200 членов Думы, с своих мест никогда ничего не слышат. Такова акустика зала. Чтобы понять о чем идет речь, половина членов Думы должна встать с мест и направиться к кафедре, где, стоя в проходах, и мешая другим, они получают возможность следить за ходом законодательной работы. Но когда заседание длится от 11 утра до 1 часа (перерыв), от 2 до 6 (второй перерыв) и от 8 вечера до 12 ночи, то нельзя же все заседание простоять в проходах».

Президиум, располагавшийся за спиной оратора, тоже плохо его слышал. Муромцев вынужден был слушать резкого Аладьина, стоя и перегнувшись через председательскую кафедру, так что шутили, что Муромцев делает над депутатом «стойку». Один из председателей уверял, что однажды возглас с места и ответ оратора долетели до него «в порядке обратном тому, в каком они были произнесены». Крики с мест президиуму были слышны лучше, поскольку кричавшие сидели лицом к нему. Это обстоятельство вызывало бесчисленные претензии, что председатель применяет репрессии к шумящим слушателям, а не к оратору, который их провоцирует.

В наилучших акустических условиях были стенографистки, чей стол находился непосредственно перед кафедрой, то есть между оратором и слушателями. Поэтому Председатели узнавали о многих репликах обеих сторон только из стенографических отчетов.

Многочисленные попытки распорядительной комиссии улучшить акустику оказались тщетными. Столь серьезный недостаток думского зала заседаний повлек за собой важное последствие: многие видные члены Г. Думы заработали свою популярность не столько умом, сколько голосовыми данными – например, гр. Бобринский 2 однажды прямо сознался, что фракция выставила его оратором ввиду его громкого голоса.

Неудачно было и освещение зала заседаний. Окна располагались за спиной оратора, то есть свет бил в глаза сидящим депутатам, в нарушение элементарных гигиенических соображений. Многие испортили в Г. Думе зрение и ушли из нее в очках.

Для министров был сооружен возле дворца особый павильон, соединявшийся с Полуциркульным залом застекленной галереей. Заведовал этим помещением чиновник особых поручений при председателе Совета министров Л. К. Куманин, «заведующий министрами», как его шутя называли.

Даже для царской ложи не нашлось хорошего помещения. Она, наряду с местами для публики, располагалась на хорах, под потолком, «чуть ли не на чердаке», и пробираться сюда следовало по каким-то закоулкам. Впрочем, Государь не почувствовал это неудобство на себе, поскольку за все 11 лет существования Г. Думы посетил ее всего один раз.

Хуже всего в Таврическом дворце была его полная ветхость. Потолок бывшей оранжереи совершенно прогнил, что в 1907 г. чуть не привело к трагедии. 30 мая 1908 г. обвалилась часть карниза с одной из колонн Екатерининского зала, чудом не поранив депутата Замысловского, который едва успел отскочить. Неоднократно поднимался вопрос о постройке для Г. Думы нового здания, но это вполне обоснованное решение так и не было принято, вероятно, ввиду его непопулярности: депутаты не хотели прослыть расточителями перед лицом своих голодных избирателей.